мысли в ночном саду.
– Син-Ан уважает тайны и умеет слушать их, Мина. Умеет прощать. Но от тайн, имеющих когти, лучше избавляться.
Она расправила плечи.
– Грэгор, они… хотели свободы. Быть как все. Чтобы все стало как раньше, когда «восемь» значило «восемь», и если бы…
– Подумай, зачем твои друзья взяли с собой детей, Мина. И были ли это действительно…
– Я не понимаю тебя.
Он широко ухмыльнулся и промолчал. Ему все равно нечего было ответить, но ей не стоило об этом знать. Она сидела неподвижно, крепко сцепив руки на коленях. В той же позе, в какой ждала его, – позе примерной ученицы.
– Ты хочешь, чтобы я ему не верила. Вот и все. Не дождешься.
Он ощутил, как его собственные ногти впиваются ему ладони. Все сильнее. Может, размозжить ей череп об эту скамейку? Мина умна… столько всего увидела, услышала, сделала и все равно…
– Подумай еще немного. – Он заставил себя вынуть из карманов руки и сложил их на груди. – Ты действительно думаешь, что твои друзья были так наивны? Ехали навстречу тобинам, солдатам Длани, всему Единству, просто чтобы рассказать грустную историю ошибки парочки юных дураков? И собираются это повторить?
– В нашем мире всегда любили отчаянные поступки. Рыцарские, храбрые…
– Но не глупые самоубийства, Мина. Твои друзья ехали не с
– Грэгор, как ты…
– Мальчик и сыщик, – с расстановкой повторил он, больше не слушая. – Ты, девочка-кошка и… впрочем, думаю, излишне напоминать о твоем дружке, раз он сам тебя пригласил. Скоро увидимся. Кстати… – Уже отойдя на пару шагов, он обернулся и кинул красноречивый взгляд под ноги, где виднелись грязные голубые лепестки. – Подними цветы. Между прочим, я долго выбирал букет.
– Объясни мне! – Мина сорвалась на крик. Но Жераль не оглядывался.
Это было приятное мгновение. Он провел рукой по чуть влажным голым плечам, крепко обхватил ее поперек поясницы и вплотную прижал к себе. А затем прошептал:
– Веришь мне? Что для нас ветер никогда не закончится?
Ее зрачки были расширены, волосы упали на лоб. Она прислонилась лбом к его лбу, зарылась пальцами в волосы, перебирая тонкие, жесткие косы и неотрывно глядя ему в глаза. Такая бледная, такая прекрасная… уязвимо прекрасная ровно настолько, насколько нужно. Он погладил ее щеку.
– Никогда. Скоро все будет иначе… кроме этого.
Он заставил себя не рассмеяться ей в лицо. Просто улыбнулся – в конце концов, ему и вправду было хорошо.
– Люблю, когда ты улыбаешься. Раньше ты улыбался только им.
Он поймал ее за руки и приник губами к шее. Пальцы Мины сжались, сплетаясь с его.
– Ты позволишь мне…
– Все, что захочешь.
– Поклянешься мне?
– Во всем, в чем захочешь.
– Значит… позволишь мне тебя укусить?
Девушка замерла. Ему показалось, она сделала неглубокий, резкий вздох, от которого потеряла дар речи. Но несколько мгновений спустя заговорила вновь.
– Так принято у вашего народа? Да. Я…
Ей не нужно было договаривать. Он снова прижал ее к себе, выпуская запястья. Одной рукой он обнял ее поперек лопаток, а другой – повернул ее голову вбок, отводя белые пряди, скрывавшие нежный участок кожи. Мина вскрикнула, когда он резко, до крови, прокусил ей шею. Но тут же она обняла его еще крепче, пряча лицо у него на груди, и он знал, что так они проведут еще как минимум четверть часа. Может быть, даже больше. Ну а потом…
…А потом, вместо обычного чтения стихов, ей придется все рассказать. У Мины не будет выбора. Все уже решено.
Когда-то
На киримо и ками, шпринг и лавиби это не действовало: природа уберегла их. Впрочем… она дала и им шанс присягать на верность ки. Для этого достаточно было искреннего согласия. И… укуса.
Те, с кем он рос в Малом мире, говорили: «Кусай свою пару, кусай своих друзей, кусай тех, кого подчинишь, и тебе никогда не солгут». Чуть позже, вступив в Корпус и заведя друзей, он надеялся, что ему не придется использовать лоу'анку: четверо и так безоговорочно, даже слишком безоговорочно
