были чрезвычайными, — скорее всего ему назначат искупление.
— Какого рода искупление? — уточнил Джордан.
— Он совершил тяжкий грех. Обычно за подобное приговаривают к смерти. Но орден может решить даровать ему прощение. София говорила мне, что в прошлом кардинал нарушал наши законы, вкушая кровь людей из числа врагов во времена крестовых походов.
— Крестовых походов? — изумленно воскликнула Эрин. — Это ведь было более тысячи лет назад!
— Долгая же у вас память, — заметил Джордан.
— Это тяжкий выбор. — Христиан начал перебирать свои четки. — И если у графини Батори действительно есть сведения, которые помогут вам в ваших поисках, помогут вновь сковать Люцифера, то суд может оказать кардиналу снисхождение.
Эрин бросила взгляд в дальнюю часть нефа.—
Так, значит, жизнь Бернарда может зависеть от того, переживет ли графиня это посвящение?
— Звучит годно, — отметил Джордан.
— Годно или нет, — отозвался Христиан, — но я уверен, что скоро мы узнаем о ее участи.
Джордану подумалось, что эту ночь Бернард вряд ли провел спокойно.«
Так ему и надо».
Руки Бернарда были скованы впереди, и когда катер качало на волнах, кардинал изо всех сил старался не упасть. Серебряные наручники обжигали его запястья при каждом движении, наполняя темный трюм запахом горелой плоти.
«Меня посадили сюда, как обычного вора!»
И он знал, кому обязан своим нынешним местопребыванием: кардиналу Марио. Кардинал Венеции всегда питал нелюбовь к Бернарду в основном потому, что тот противостоял его вековому стремлению перенести штаб-квартиру Ордена сангвинистов в этот обветшалый Город Каналов. Неприятное путешествие в темном трюме было воздаянием за этот грех.
И все же это было лишь досадной неприятностью. Бернард не питал иллюзий относительно грядущего. Хотя он не знал, к какому наказанию будет приговорен за свой куда более тяжкий грех, он уж точно будет низвергнут со своего высокого поста, и падение его будет столь впечатляющим, что трудно даже предположить, до каких глубин оно дойдет. Но сана его наверняка лишат.
Бернард склонил голову. Он служил Ордену сангвинистов почти тысячу лет. Среди них осталось немного тех, кто мог бы сравниться с ним возрастом. И за все это время он никогда не испытывал желания уйти в Святилище, стать одним из Затворников. Этот путь не соответствовал его натуре, его устремлениям.
«Я завоевал свое место среди иерархов Церкви, служа ордену всем, чем мог».
Он поднял скованные руки так, чтобы коснуться большими пальцами наперсного креста. Эта боль была знакомой, успокаивающей. Она напоминала о том, что его служение еще не окончено.
Он должен был сосредоточиться на этом — а не на том, как низко пал, подчинившись желанию Элизабет Батори.
Гнев охватил Бернарда, но он усмирил это чувство, признавая свою вину. Графиня распознала всю глубину его гордыни и обратила против него пламя его собственного честолюбия. Ее слова все еще звучали в памяти Бернарда:
«Только ты наделен силой, потребной для спасения мира».
Она соблазняла его — не только своей кровью, но и своим драгоценным знанием. В ее голове хранились секреты, которых Бернард желал так же сильно, как алкал ее крови. Он слишком охотно заплатил назначенную ею цену. Она знала на каких струнках нужно сыграть.
«И я был ее инструментом».
Но больше этого не будет.
Другие не понимают всех глубин зла, которое графиня несет в своем черном сердце, но это понимает Бернард. Он не сомневался, что вино погубит ее, но если этого не произойдет, он должен быть готов.
Кардинал знал один способ управлять ею, если она переживет обряд. Графиня слишком заботится об этом мальчике — Томми.
Он сумел достать из кармана свой сотовый телефон. Тюремщики отняли у него оружие, но оставили ему этот предмет. Впотьмах Бернард набрал номер. Даже в такие времена оставались те, кто сохранял верность ему.
— Ciao [9]? — произнес голос в трубке.
Бернард вкратце объяснил, что ему нужно.
— Будет сделано, — пообещал собеседник, обрывая связь.
