не пытался переубедить его. Еще пару недель тому назад Мило ни за что не помешали бы помочь жителям деревни. Может быть, среди этого народа и не было великих героев, но готовностью помочь они отличались всегда. Однако после случившегося в Дуболистье в Мило жил страх, что придется снова беспомощно наблюдать за тем, как другие безо всякой на то причины набрасываются друг на друга, не останавливаясь перед убийством.
Несколько часов спустя они добрались до Заполья. Уже рассвело, но утренний туман словно проглотил деревню. Дорн остановился у края каменоломни и прислушался к окружавшей их тишине. Казалось, все было спокойно. Наемник первым поехал по узкой, присыпанной гравием тропе, ведущей в Заполье. Тишина была призрачной. Ни шевеления, никакого утреннего шума, никаких голосов. А потом они увидели на козырьке над дверями одного из домов шестеро повешенных мужчин. Лица их были бледны, как туман. Все остальные люди деревню, похоже, покинули. Двери хижин и домов были открыты нараспашку. Огонь в каминах погас. Где-то далеко залаяла собака.
– Что здесь произошло? – спросил Мило, нагнав Дорна.
– То же самое по всему Серому порубежью. Они убивают друг друга. Люди всегда найдут повод вцепиться друг другу в глотку.
Может быть, он и прав, но все же за этим должно стоять еще что-то. Все эти беспорядки, множество погибших, резня в Дуболистье – все это ненормально. У всего был один корень, и Мило казалось, что постепенно он начинает понимать, зачем мейстер Гиндавель послал его в это путешествие. Он должен выяснить, в чем заключается причина такой взаимной ненависти. Полурослик осознал, что это должно иметь какое-то отношение к этой книге и богам. Если немного повезет, путешествие Мило прольет некоторый свет на мрачное пророчество Ксумиты Латоринсиса, гоблинского шамана.
– А разве мы не должны их снять? – неуверенно поинтересовался Мило, пытаясь не смотреть в лицо погибшим.
– Не думаю, что им от этого будет лучше. Кроме того, это хорошее предостережение для всякого, кто проезжает эти места – отсюда нужно убираться как можно скорее.
– Думаешь, те люди, которые повесили его, еще неподалеку?
– Может быть, – проворчал Дорн. – Лично я не собираюсь оставаться здесь слишком долго, чтобы выяснить это, и тебе не советую.
Дорн ударил свою лошадь пятками по бокам и послал ее в галоп. Сенета понеслась за ним. Густой туман почти сразу же проглотил их, и только подковы стучали по узкой, мощенной гравием дорожке.
Мило по-прежнему с трудом управлял лошадью. Приходилось вытягивать руки, чтобы как следует взять поводья, а ноги у него не доставали до боков, чтобы пришпорить лошадь, как обычно. До сих пор всегда хватало шлепнуть ее по крупу, и ездовое животное Мило переходило на рысь, но туман и запах смерти смущали животное. Вместо того чтобы поскакать вперед, лошадь прыгнула в сторону, а затем тревожно завертелась вокруг себя.
– Давай уже, упрямая тварь, – прохрипел Мило, шлепая лошадь по крупу то справа, то слева. – Сейчас не время демонстрировать мне, что у лошадей тоже есть своя воля.
Животное остановилось, нервно фыркнуло и принялось рыть копытом гравий.
Мило поглядел на казненных мужчин, которые покачивались под легким ветерком. Все они были крепкими ребятами. У троих из них на лице были большие кровоподтеки, а у висевшего в середине петля выглядела как-то не так. Узел был прижат к кадыку, а не красовался на затылке, как обычно. Из-за петли его голова была запрокинута назад. Под носом и на подбородке виднелась запекшаяся корочка крови. «Судя по всему, борьба со смертью была отчаянной», – подумал Мило. Глаза мертвеца далеко вывалились из глазниц, пальцы на левой руке были сведены странной судорогой.
Он смотрел на Мило своими мертвыми глазами, а Мило глядел на него в ответ. Вдруг повешенный открыл рот и высунул набухший синий язык. Полурослик вскрикнул, лошадь, сопя, отскочила на два шага. Прежде чем он успел что-либо сделать, кто-то схватил его лошадь за поводья и развернул к себе.
– Ты что, больше не хочешь ехать с нами, решил поселиться в одном из домов? Они точно не будут против.
– Он пошевелился, – пролепетал Мило, показывая на повешенного.
Дорн еще раз оглядел мужчин.
– Это просто ветер, – попытался он успокоить полурослика.
– У него рот открылся, а потом он мне показал язык.
– Как некрасиво, – рассмеялся Дорн. – Никаких манер у нынешних мертвецов. Смерть всем нелегко дается. Большинство просто лежат и гниют, другие вдруг начинают шевелиться и негромко постанывать. Но у всех у них есть одно общее: они холодны и мертвы и ничего тебе не могут сделать.
– Но я видел, как он шевельнулся, – настаивал Мило. – И это был не какой-то там рефлекс. Он посмотрел на меня и вывалил язык.
– По размеру и разум, – раздраженно проворчал Дорн и просто потащил за собой лошадь Мило. Животные с трудом поднимались по крутой тропинке, ведущей прочь из Заполья. Наверху, на краю каменного карьера, их ждала Сенета.
Целый день они молча ехали друг за другом. Дорн выбрал путь в стороне от дороги. Каждые четыре часа он устраивал короткий привал, но, судя по всему, больше тревожился о лошадях, чем о своих спутниках. Когда с наступлением вечерних сумерек они добрались до Верхних Топей, Дорн вдруг остановился и спешился.
– Что, опять привал? – усмехнулся Мило. – Мы же утром уже пили по глотку воды и съели по краюхе хлеба. Зачем моим ногам чувствовать под собой землю? И храни меня Цефея от того, чтобы моя задница снова начала что-то ощущать.
