Не зная, что это такое, у меня хватило ума от растерянности ответить, что я все вместе.
— Ты очень забавный парень, Саша. Ты любишь животных, да?
— Вообще-то люблю. Помню, дворнягу одну прикармливал, так чуть плакал от жалости, когда она под «Жигули» попала.
Тьфу, совсем из ума выжил! Нашел что вспомнить. Но почему она о животных спрашивает? Оказывается, она разговор к бегемоту подвела. Я был взволнован и боялся опять что-нибудь невпопад ляпнуть. И, конечно, ляпнул. На вопрос, давно ли я дружу с Владимиром, я догадался ответить, что сразу, как квартиру получил.
Юлия с любопытством глядела на меня:
— Говоришь, дворняга твоя под «Жигули» попала? Это, кажется, марка старинного автомобиля. В каком веке их выпускали?
— В двадцатом.
— И где же такой антиквариат еще бегает?
— Сейчас, наверное, нигде.
— Очень занимательно. Ты не такой, как все, ты особенный. Это я сразу подметила. Человек-загадка.
— Как человек я не загадка. А вот мое появление здесь — загадка.
Глаза Юлии расширились и она как-то радостно, и в то же время испуганно отпрянула от меня:
— Ты пришелец!!!
— Угадала, пришелец, — грустно усмехнулся я и показал пальцем на небо. — Только не оттуда. Я из двадцатого века.
— Из паландрика? — разочарованно протянула она, однако тут же оживилась. — Нет, паландрик открыли в двадцать втором. Ты пошутил?
— Нисколько. У меня был рак желудка, болезнь считалась неизлечимой. Я уже умирал. И вдруг ни с того, ни с сего очутился в парке Шебико на том месте, где стоял мой дом. Меня увезли в больницу и вылечили. Вот и живу у вас. Как только получил квартиру, сразу прибежал Владимир.
Юлия пристально посмотрела мне в глаза. Я, конечно, страшно смутился, еще сильнее разволновался, сжался в комок.
— История, — неопределенно сказала она. — Проводи меня, Саша.
Мы шли молча. Я не знал, о чем говорить. Но почему Юлия молчит? Расспросила бы о моей жизни в прошлом. Не верит, факт.
— Покажи звезду эпсилон Индейца, — попросил я.
— Она в южном небе.
— А как ты думаешь, спасут Потапова и Попова?
— Каждый человек надеется на их спасение, — ответила Юлия. — Я тоже. Это одна из основных задач и нашего института.
Опять замолчали. Так молча и дошли до дому.
— Зайдем ко мне, — повелительно сказала Юлия.
— Неудобно, — замялся я.
— Не упрямься, — она взяла меня за руку и бесцеремонно потянула за собой. Гляди-ка, силенка чувствуется. Но что это за обращение такое. Я, скорее для вида, возмущенно хмыкнул, и сопротивляться прекратил.
Моложавая женщина поднялась нам навстречу из кресла, и само кресло помогло ей в этом, как бы вытолкнуло.
— Это наш нелюдимый Саша, — представила она меня матери.
Голубая стена куда-то бесшумно уехала, и мы очутились среди карликовых берез и огромных цветущих кактусов. Юлия спросила, какого числа и месяца меня положили в больницу, и включила видофон. В воздухе возникло изображение могучего мужчины с раздвоенной бородкой.
— Что случилось? — настороженно спросил он.
— Тебе знаком этот симпатичный парень, — Юлия кивнула на меня. — У него был рак желудка.
Я видел мужчину впервые, но он, оказывается, знал меня. Вместо ответа на вопрос Юлии, он сначала поздоровался со мной, спросил о самочувствии, а потом ответил:
— Да, девушка, его и привезли к нам. Редчайший случай! Так запустить болезнь. Пришлось делать полную экльстральную регенерацию желудка.
Юлия поблагодарила и выключила видофон. Похоже, она поверила в мое путешествие во времени. Но не совсем, потому что спросила, цела ли моя старинная одежда и можно ли ее посмотреть. Безусловно, майку и трусы я берег как реликвию, связывающую меня с моим временем.
— Понимаешь, Юля, у меня только нижнее белье. Я в нем из постели прибыл. Ну, неприлично же его показывать.
— Не выдумывай. Я обязательно должна посмотреть.
И эта золотоволосая девушка показала свой характер. Я покорно привел ее к себе домой. В ожидании нижнего белья она с любопытством разглядывала безхитростную мебель. Получив майку, Юлия прощупала ткань, просмотрела простроченные швы и осталась, кажется, довольной. И потребовала остальную одежду.
— Юля! — умоляюще взвыл я.
