Джунгли скрывают свои сокровища и свое прошлое. И даже в такой близости от городов я не могу его увидеть, хотя и в силах ощущать – целые затерянные города, светящиеся под пальмами и папоротниками.
Я иду, думаю я. Я найду вас. Затерянные города и потерянные сестры. Как бы джунгли ни прятали вас от меня.
Я и самой себе обещаю то же самое.
Мы двигаемся вперед.
Некоторые деревья похожи на ветер, зеленый ветер, как будто им придало неустойчивую форму непрерывное дуновение бурной силы, что окружает меня.
Наверное, так оно и есть.
Другие достигли весьма впечатляющей высоты.
– Тиковые деревья, – сообщает Биби, раскачиваясь впереди меня на спине Чинг. – Теперь они почти так же редки и дороги, как золото. Их немного осталось, совсем немного.
И еще вокруг отовсюду лезет бамбук.
Дикие травы и, похоже, молодые ростки сахарного тростника и бамбука, как мне кажется, выбиваются из-под множества камней, окружающих тропу в джунглях; они содрогаются на ветру. Биби поднимает руки, касаясь нависших над тропой веток, и кричит, обернувшись ко мне:
– Видишь? Джунгли полным-полны всяческих мелких чудес. Только здесь могут мирно существовать вместе нечто столь жесткое и нечто столь мягкое.
Я смотрю на монаха, держась за Лукаса.
– Так нам следует свернуться клубочком вокруг Лордов? И Посольств? Сдаться и сосуществовать? А что они вообще знают о мирном сосуществовании?
Голос Биби уносит назад ветром:
– У меня нет ответа, Дол. Спроси Будду. Нет пути к миру. Мир и есть путь.
Но с миром мы уже опоздали. Это становится более чем ясно, когда мы приближаемся к остаткам того, что выглядит похожим на какую-то деревню.
По крайней мере, если судить по грязной дороге, ведущей в никуда, и по осыпающимся остаткам улиц, и домов, и фермерских строений.
Я смотрю вверх. Вертолеты продолжают кружить высоко в небе. Мы ждем, прячась в густой зелени на краю джунглей.
– Что-то здесь определенно происходит! – кричит Фортис, силясь перекрыть гул моторов.
Я киваю, но ничего не говорю. Если нефритовая девочка и здесь, то я не ощущаю ее.
Вообще не ощущаю никакой жизни, и это пугает меня.
И понимаю только тогда, когда вертушки поднимаются в небо достаточно высоко и мы можем выскользнуть из-под зеленого полога на открытое место.
Там ничего нет. Во всяком случае, ничего не осталось. Просека, на которой должна была стоять деревня, превратилась в широкое пустое пространство – большой кратер, наполненный грязью и водой, размытые дороги и осыпавшиеся фундаменты по краям. Не осталось ни домов, ни людей. Поселение исчезло.
Мы проходим мимо ржавой тачки – одного из немногих признаков того, что здесь вообще кто-то обитал. Она наполовину погрузилась в край чего-то похожего на коричневое озеро, разлившееся к центру долины.
Лукас касается жижи ботинком:
– Что это за дрянь? Выглядит отвратительно.
В воздухе плывет сильный запах, как будто земляной, с привкусом металла.
Тима наклоняется, тоже касается жижи. Фортис стоит за ее спиной. Я приседаю на корточки, чтобы посмотреть внимательнее, но не в силах заставить себя прикоснуться к этой массе земляного цвета. Она слишком странная.
– Не трогайте. Оно может быть ядовитым.
Тима меня не слышит, более того, ее не остановить. Не остановить, когда она вот так увлекается.
– Не знаю. Это не вода, но и на грязь тоже не походит.
Но что бы это ни было, оно воняет.
– До Того Дня ученые часто рассуждали о возможности существования первичного бульона. – Голос Тимы звучит до странности тихо, когда она снова погружает руки в то, что мне кажется булькающими коричневыми сточными водами. – Как об основной составляющей жизни, в том числе и человеческой.
