— А что, если умрет не один, а двое? — сквозь шум в ушах услышала я и проснулась.
Сердце бешено колотилось, левую руку сводило от спазма, но больше всего меня пугала тупая ноющая боль внизу живота. Я поспешно откинула одеяло и с облегчением убедилась, что крови не было. Опустилась обратно на подушки и коснулась рукой той стороны кровати, где обычно лежал Мартин. Теплая. Он ушел недавно.
Раньше, чем я почувствовала разочарование, дверь ванной комнаты открылась. Волосы мужа были еще влажными.
— Уже не спишь? — спросил он, вытирая полотенцем шею, посмотрел на меня с легкой улыбкой и замер. — София?
Мне не хотелось его пугать, но был ли у меня выбор?
— Думаю, лучше позвонить доктору.
Целитель, вызванный мужем, немного успокоил.
— Ребенка вы не потеряли, господин Шефнер. И не потеряете, если ваша жена будет принимать необходимые лекарства и ограничит активность на несколько дней.
— Постельный режим? — уточнил Мартин, крепко сжимая мою ладонь.
Он сидел на краю кровати, а с другой ее стороны с профессиональной доброжелательностью меня рассматривал доктор. Чувствовала я себя крайне неловко, постоянно поправляя рукава рубашки.
— День как минимум. Завтра я вас навещу и посмотрим. Сильно переживать не стоит. Никакой патологии я не заметил, угроза выкидыша минимальна. Самое главное, ей нельзя сейчас нервничать.
— А вживленные чары? Почему они активировались против воли моей жены? — напряженно спросил менталист.
Мою левую руку от плеча до кончиков пальцев расцвечивали алые узоры, хотя большая часть была скрыта под плотной тканью рукава. Целитель пожал плечами.
— Простите, я не слишком разбираюсь в артефакторике. Вы говорите, что вашу супругу часто мучают дурные сны. Возможно, из-за ощущения опасности чары могли непроизвольно активироваться.
— Больше ничего не болит, — сообщила я, почесав локтевой сгиб.
— Это хорошо, это очень хорошо, фрау Шефнер, — ласково сказал целитель, похлопав меня по плечу, и вновь повернулся к мужу. — Так вот…
Пришлось приложить все усилия, чтобы не скривиться. Ненавижу, когда со мной говорят как с ребенком или умственно отсталой. Уход доктора я восприняла с облегчением.
— Ты чего не идешь на службу? — спросила у Мартина, все еще изображавшего скорбную статую у моей постели.
— И как я оставлю тебя одну?
— А чем ты можешь помочь? Обещаю, что буду лежать смирно и ждать прихода Кати.
Это опять же была идея Мартина, а не моя. Он решил, что если меня будут окружать знакомые лица, то я буду меньше нервничать.
— Ничего срочного все равно нет. Я могу позволить себе прийти на час позже, чем обычно.
— Тогда забирайся.
Я похлопала рядом с собой, приглашая присоединиться.
Когда Мартин ложился в кровать в безукоризненно выглаженных брюках и рубашке, выражение лица у него было такое, будто он впервые в жизни позволил себе прилечь в столь позднее время — аж в девять утра.
— Тебе и правда лучше? — спросил муж.
— Да. Это был просто кошмар, из-за которого я перепугалась.
— И что тебе снилось?
— Не помню.
Если я расскажу Мартину, что во сне мне снова являлся мертвый артефактор, едва ли это его успокоит.
— Врушка, — менталист обнял меня и уткнулся носом в макушку.
Я удовлетворенно вздохнула. Такие объятия сейчас были для меня лучшим лекарством. Тихое мерное дыхание, тепло, исходящее от тела Мартина, прикосновение чуть шершавых пальцев к ключицам. Лежать так можно было вечность.
Нам не дали и получаса. В дверь настойчиво и как-то торопливо постучали. Для Кати было рановато — она не успела бы доехать до особняка.
Мартин вернулся минут через пять и начал торопливо одеваться.
— Что случилось? — кутаясь в одеяло, спросила я.
— Совсем забыл о важной встрече. Боюсь, мне придется уйти пораньше, чтобы на нее не опоздать.
Забыл? На него не похоже. Хотя и столь беспокойного утра у нас никогда не было.
Мартин подошел к окну и плотно задернул шторы.
— Темно же, — запротестовала я.
