– Ты бы для меня сделал то же самое.
«Нет, не то же», – мелькнуло в голове, и Спаму стало стыдно за себя и свои действия. Он ведь мог освободить Батрака, и тогда… А что тогда? Они вдвоём схлестнулись бы с мимикримом? Они вдвоём попали бы под воздействие псионика?
– Это же… – потеряв интерес к спасённому, Батрак заглянул в заляпанное кровью лицо мутанта. – Это же он… тот дядька, которого мы с мужиками нашли в подземельях у Озера.
Спам встрепенулся:
– Какой мужик?
Он ни на секунду не сомневался, что под своим контролем их держало чудовище, но никак не человек. Человек тоже мог, теоретически, так же, как Адепт когда-то держал под своим контролем Монгола. Нужно было лишь соорудить правильную сборку из артефактов и подвесить её на ремне.
– Этот… учёный, – Батрак защёлкал пальцами, пытаясь вспомнить, – академик или профессор… Дугин. Да, точно, Дугин!
Случайности не случайны, господа сталкеры… Вот ведь встреча.
Глава 13
Почему всё так, а не иначе, сталкер Фрегат решил для себя давным-давно. Если ты стараешься жить как все, по-человечески, стремясь стать похожим на одного из святош, то умрёшь, так ничего и не добившись. Измученный, больной и нищий. Добрые помыслы истощают человека, выпивают все соки, и чем больше добра ты сделал, тем хуже твоё здоровье и благосостояние. Таким Фрегат становиться не хотел. В райские кущи, где за добро воздастся, он не верил, хотя отец, священник сельского прихода, пытался его в этом убедить на протяжении семнадцати лет. Мать – смиренная женщина, вечно с потупленным взглядом, в линялом платке и уродливой юбке, кивала, мол, сынок, будь достоин нас.
Семья жила бедно. Не жила даже – выживала. Отец, будучи человеком набожным и честным, деньги с прихожан не тянул, готов был питаться духом святым. К нему приезжали из города богатые и влиятельные люди, чтобы исповедаться. Предлагали деньги на храм и на воспитание детей. Отец отвечал, что утлой деревянной церквушки в их селе довольно – дух святой витает над почерневшими крестами и в каменные хоромы не просится.
– Дурак ты, батюшка, – говорил один из чиновников. – Мы же тебе за так предлагаем, задарма.
Отец щурился и как-то совсем не по-христиански усмехался:
– Бесы вы. Знаю я, что от селян нужно лишь непротивление, когда лес валить начнёте.
– Начнём, – соглашался чиновник, – либо ты нам поможешь, либо споим твоих селян. А будешь выёживаться, башку оторвём.
Отца не стало через два года. Всё это время на каждой проповеди он твердил: «Защищайте свою землю, защищайте лес». Дважды приезжал епископ, ходил вдоль опушки, почёсывал чёрную, как смоль, бородищу.
– Решение по твоим проповедям принимается, – наконец, заключил он в последний свой визит. – Митрополит ясно дал понять…
Четыре месяца спустя, сырой, промозглой осенью, батюшки не стало. Он, как обычно, ушел в лес – любил побродить меж вековых кедров. Говорил, что из таких вот деревьев, наверное, фрегаты раньше строили. А теперь продают за границу. Из леса так и не вернулся. Пошедший на поиски сын обнаружил старика сидящим возле могучей сосны. Казалось, отец устал и присел отдохнуть.
Фрегат помнил, как долго тряс отца за плечи, не веря в случившееся, как возвращался, заплаканный, в село, чтобы сообщить страшную весть.
Весной прибыл новый священник, сообщивший, что вот-вот начнётся строительство каменной церкви, и всего-то нужно благодарным селянам разрешить вырубать реликтовые леса. Как водится, храм никто так и не построил. Наладили дорогу, чтобы по ней один за другим, днём и ночью шли лесовозы. В числе прочих влажных, пахнущих жизнью брёвен вывезли сосну, возле которой прожил свои последние минуты сельский священник.
Летом решили, что школа в селе не нужна, детей можно возить в райцентр.
Фрегат вернулся на родину после армии и не узнал село: ветхая церквушка с прохудившейся крышей, вместо могучего леса – чернеющие пни, горы опилок.
Домишко матери стоял в самом центре села, от автобусной остановки – метров триста. Едва не бегом двинулся парень к знакомым окнам с резными наличниками.
От матери узнал, что уже дважды заглядывал священник, интересовался, не хочет ли она податься в монастырь, а дом передать пьянчугам, которые, дескать, встали на путь исправления и работают при церкви.
– Господь всё видит, Лёшенька, – говорила мать, склонив на плечо сына седую голову, а внутри у Фрегата всё клокотало от ярости. Лёшенька, Алексей превращался во Фрегата.
Вечером он постучался в дом священника. Полноватый мужичок с жидкой бородкой отпер дверь, подслеповато взглянул на визитёра.
– Ты кто такой?
– Отца Михаила помните?
Священник помешкал, в его бесцветном взгляде на миг вспыхнуло узнавание:
– А… сын его. Вернулся? Матушка твоя всё переживала, как ты там. А я говорю, молиться надо…
– Сюда иди! – Фрегат ухватил священника за одежду, выдернул из тёплых сеней в горчащую осенними травами, жгуче-холодную ночь, прижал к
