– Да не знаю я! – не то простонал, не то проныл участковый, – они спрашивали, что нужно с собой брать, какие вещи, еду. Ну, про аптечку…
– И ты, мразь такая, им об этом рассказал? Взрослый ведь мужик, а ведёшь себя, как идиот.
– Да откуда я знал, что они решатся! – едва не закричал участковый, незаметно, как ему казалось, переместившись к тревожной кнопке.
Но Хусаинов уже поднялся со стула. Его сын с несколькими приятелями-студентами пропали минувшим вечером. Не пришли ночевать. Перебрав вещи в комнате сына, вернувшийся со смены Азат понял: мальчик взял с собой запас тёплой одежды, штормовку, подаренный Азатом нож – трофей с чеченской войны. Значит, и вправду ушел. А они с женой не верили, что сын мог воплотить в жизнь свои подростковые угрозы…
– Не лезьте в мою жизнь! – кричал мальчик. – Как хочу, так и живу! Я вообще могу уйти в Зону сталкером!
В последнее время Рамиль с друзьями все уши прожужжали родителям о Зоне отчуждения и сталкерах. Началось с того, что с Рубежа Зоны вернулся в Казань брат их тренера по греко-римской борьбе, побывавший там в командировке, и навешал юнцам лапши на уши, дескать, в Зоне становятся настоящими мужчинами, надо испытать себя. Как теперь оказалось, подростки готовились. Как минимум двое – Рамиль Хусаинов и Коля Горюнов собирали рюкзаки. А Устинов заливался соловьём: «В Зоне вы станете крутыми парнями…» Тварь. Сам, небось, отсиживался в Надеждинске, в комендатуре, бумажки перекладывал, а пацанам головы задурил.
– Сядь! – грозно зашипел Хусаинов. – Бери телефон, звони на пост ГАИ, спрашивай, какие машины шли сегодня, требуй записи.
– Не дадут они вот так, сразу.
– Тогда предлагай варианты, как узнать, на какой машине поехали.
Участковый глупо хлопал глазами.
– Ну!
– Я… Я не знаю. Надо их перехватывать на Рубеже, уже в Надеждинске. Блин, откуда я знал, что на мои байки поведутся… Я же брату, в основном, заливал, а он своим греко-римским этим рассказывал…
Азат презрительно сплюнул:
– Звони на Рубеж.
Потребовалось не больше пяти минут, чтобы заикающийся Устинов позвонил в закрытый город Надеждинск своему приятелю, сообщил тому, чтобы был готов перехватить машину с мчащими в Зону малолетками.
Положив трубку, с опаской поглядел на Азата.
– Ствол давай.
– Какой ствол? – не понял Устинов.
– Трофейный. Мне сын говорил, ты привёз из Зоны пистолет.
– Да я так, выпенд…
– Ствол сюда, тварь! – Азат опустил кастет на лежавшую поверх стола ладонь участкового. Тот открыл рот в беззвучном вопле.
– В сейфе… В сейфе. Сейчас…
Потянулся к старому, покрашенному белой эмалью сейфу, загремел ключами и выудил оттуда небольшой, аккуратный пистолет Макарова.
– Ты же не собираешься сам в Надеждинск ехать?
Хусаинов промолчал. Поднял со стола пистолет, выщелкнул магазин, передёрнул затвор.
– Где патроны?
– Так… не было.
– На два магазина отсыпь.
– Ты чё, Хусаинов… как же я отчитываться за них буду?
– Скажешь, отстреливался. От поклонников.
Хусаинов вновь поиграл кастетом, и это возымело эффект. В его карман ссыпалось два десятка промасленных патронов.
– Ты бы не шатался с оружием по отделу, – словно советуя товарищу, заискивающе произнёс участковый.
Азат молча прошел к двери, отпер замок и бросил связку ключей Устинову.
– Если нажмёшь кнопку, я тебя пристрелю. Веришь?
Бледный, как полотно, участковый выдавил короткое, испуганное: «Д-да».
Из гулко отзывающегося на шаги, словно брошенного, здания ОВД Хусаинов вышел без проблем. Привязался у турникета белобрысый дежурный, просивший расписаться в журнале, но татарин лишь отмахнулся – не до тебя, сгинь. И вышел под пронизывающий ветер и нудную морось октября. За ремнём, под свитером, притаился пистолет, ждущий своего часа.
Азат думал о сыне. Всё время. Каждую минуту. Его плоть и кровь, его продолжение – сын был для Хусаиновых всем. Ради него жили Азат с супругой.
Жизнь парня, выросшего на родине сказочника Ершова, в Ишиме, с юности не имела ничего общего со сказкой. Сначала детдомовское детство, потом
