– Спрут, проверь всё болтами. Мы с Личем обойдём со стороны аномального поля, посмотрим.
– А я с Монголом тут подожду, – поняв расклад, сообщил Медведь.
Сталкеры ушли, а здоровяк, сойдя с тропы, устроился в густом кустарнике с автоматом наизготовку. Монгол залёг рядом. Одежда тут же набрякла от утренней росы, отяжелела.
– Я давно хотел спросить… – начал вдруг Медведь, нервно облизнув губы. – Спрут рассказывал, у тебя в Москве жена осталась.
– В Казани, – поправил Монгол.
– Так вот… Что ты ей сказал, когда пошел в Зону?
– Правду. Что сын пропал, и я остаюсь его искать.
– Мог бы солгать… Сказать, что сын не в Зоне, а с друзьями загулял… Для её же блага.
– Жизнь слишком коротка, чтобы лгать близким и слушать их ложь.
Медведь пожал плечами. Ожила рация. В шумном эфире послышался голос Спрута:
– Внимание, у нас тут сектанты «Легиона»… Четверо или пятеро. Дежурят возле прохода через насыпь. Как поняли? Приём.
– Понял вас, – отрапортовал Медведь. – Возвращайтесь, будем думать, что делать. Приём.
– Надо искать дорогу в обход… – прорвался сквозь фоновое шипение голос Шприца. – Возвращаемся. Конец связи.
Медведь искоса взглянул на Хусаинова. Нет, этот смурной татарин не собирался искать обходной путь. Одержимый своей благородной целью, он не согласится идти в обход, уклоняться от боя. Только напролом.
– Придётся прорываться с боем, – сквозь зубы прошелестел Монгол.
– Сплюнь и постучи по дереву, – насторожился Медведь, которого не на шутку пугала перспектива стычки с сектантами.
– Я бы и рад стать суеверным, – усмехнулся Монгол, – но вот беда – только захочу постучать по дереву, а там то оргстекло, то гипсокартон. Двадцать первый век…
Медведь прищурился:
– Говоришь, как будто не по Зоне ходишь, а в офисе сидишь. Завязывай с этим, мужик. Теперь ты – сталкер, хочешь того или нет.
– Не хо-чу, – по слогам произнёс Хусаинов и, помолчав, спросил:
– У тебя есть семья?
– Жена и дочка. Маша. Ну, поэтому меня и зовут Медведем.
– А у ребят, которые с нами в группе?
– Вроде у Спрута жена, но…
Хусаинов жестом остановил напарника:
– У тебя есть время, чтобы уйти. У тебя и у остальных. Вызови их по рации, скажи, что дальше Монгол пойдёт один.
– Ты это о чём?
– О жизни… Уходи и живи, воспитывай дочь. Спрут пусть к жене едет.
Медведь отрицательно замотал головой:
– Э, нет, Монгол… Мы все в одной лодке.
– Нет никакой лодки! Сейчас я пойду к насыпи, будет бой, и одному богу известно, кто выживет, я или сектанты.
– Значит, чем нас больше, тем выше шансы.
Хусаинов лишь страдальчески скривился. Минут через пятнадцать ему предстояло схлестнуться с отпетыми головорезами, о которых по Зоне и окрестностям ходят холодящие кровь легенды. Выживет ли смешливый паренёк Спрут? А здоровяк Медведь? А Лич и Шприц, что станет с ними?
– Погибнут, – шептал внутренний голос, – все погибнут. Ты погубишь каждого, кто последует за тобой.
Недолго думая, Монгол рубанул Медведя ребром ладони по шее, и здоровяк уткнулся лицом в траву. Очухается минут через двадцать-тридцать, но к этому времени «Легион» понесёт потери, а Монгол, если всё сложится удачно, будет на другой стороне насыпи, где найдёт сына.
Сталкер проверил оружие, детектор аномалий, сдёрнул с пояса Медведя увесистый мешочек с болтами.
– Простите, мужики, но дальше я один, – и двинулся по тропе.
Детектор несколько раз сигнализировал о близости аномалий, которые Монгол играючи обходил. У него и впрямь обнаружилось сталкерское чутьё. Аномалии Хусаинов чувствовал. Полученные в горах раны при приближении к гравитационным бестиям начинали ныть. Отойдёшь подальше – отпустит. Живой детектор, словом.
Спустя двадцать минут, когда у насыпи загрохотали выстрелы, четверо сталкеров ринулись на подмогу Монголу, понимая, что безнадежно отстали. Опоздали на один бой и, возможно, на одну жизнь.
В пяти минутах ходьбы от злосчастной насыпи увидели первого покойника. Сектант лежал на спине, раскинув руки, костюм на груди был залит кровью. Короткая очередь, выпущенная Монголом с близкого расстояния, пробила бронепластины, вогнула их внутрь. А впереди, за мокрыми от утренней росы
