Повезло кому-то. Жанна, вообще говоря, больше не припоминала тут настолько примерных старших братьев. Кстати, чей все-таки он брат? На детской площадке этот парень появлялся часто, и давно он уже здесь… да, давно, не первый год… Но обычно сидит в сторонке, а если помогает, то сразу всем, так что ассоциировать его с кем-либо из малышей не получалось.
— Заинька! Солнышко! Ко мне, ко мне, ко мне, мой маленький! Домой-домой-домой, все, нагулялись. Вот мячик, вот! Иди к мамочке… Солнышко! Комнекомнекомне, ах ты ж зараза! — Лейла чуть ли не танцевала на краю площадки, потрясала в воздухе мячиком и всячески звала к себе Юан-Ли, то улещивая, то гневно обращаясь к его совести.
Но новорожденно-старый песик в облачении стимпанковского робота не обращал на «мамочку» никакого внимания. Растопырившись, словно насекомое, замер перед группой детей и на что-то уставился. А потом громко пискнул. И снова. Не откликаясь на зов — пищал, пищал, пищал. До тех пор, пока хозяйка, окончательно потеряв терпение, не подобралась, осторожно лавируя между детей, к нему вплотную, не подняла на руки и не унесла, укоризненно объясняя, до чего же он не прав.
Все это выглядело очень смешно, но Жанна на всякий случай привстала, пытаясь увидеть, что же так взволновало Юан-Ли. Ничего особенного на площадке не было. Мамаши и бабушки по сторонам, а в самом детском городке кучка детей — и тот подросток.
— Бабушка, не помните, как того мальчика зовут? С кем он там вообще?
— О ком ты говоришь, деточка?
— Да вон же, лет пятнадцати — вот, видите? Он там один. Я что-то забыла…
— Но там ведь, деточка, такого нет никого. — Бинди с удивлением посмотрела на Жанну. — Все — сверстники Алекса…
— Ко-го?
— Ох… — старушка слабо улыбнулась, — да, одно ведь имя. У нас в семье его дают мальчикам еще с… ладно, не важно. Я своего сына так назвала, он — моего внука… Вот и ты этим заразилась, вижу… И Каролиночка наша рыженькая…
Хм. Внук — это герр Вейдлинг.
Подросток высился среди «сверстников Алекса», как гусенок среди утят, и не заметить его было… трудно. Кажется, Лейла со своим «вот как сдала старушка» все-таки права.
У Жанны защемило сердце — и она поспешно уткнулась в бланкет. Даже работать попыталась. Немного, пару минут всего.
А когда снова подняла взгляд — оказалось, что этот самый паренек стоит прямо перед ними. Тощенький, бледный, странно и бедновато одетый — впрочем, это, конечно, мода такая, стиль кляйдеркарта, ироничное псевдоретро.
Стоит и улыбается до ушей.
Если бы Бинди-Шванхильд и сейчас не заметила его, Жанне оставалось бы разве что тяжело вздохнуть и снова уставиться в голограмму. Но старушка, всем телом подавшись вперед, смотрела прямо на мальчишку.
И он — на нее.
— Привет, Цоо!
Какой-то у него необычный говорок был, кажется, чуть ли не насмешливый. Жанна, всеми и всякими странностями на сегодня сытая уже по горло, невольно оглянулась, но позади них никого не было. Тогда она отложила бланкет и встала, исполненная неполиткорректной решимости преподать юному наглецу урок хорошего тона.
— Да ты что, все в порядке! — тот совершенно не испугался, а улыбка его была не насмешливой, а… ободряющей, что ли. — У нее самой спроси, если хочешь.
— Ничего-ничего, деточка. — Бинди успокаивающе коснулась ее плеча. — «Цоо», зоопарк. Так и есть. Целый зоопарк в одном имени. Потому что «Бинди» — это, представь, «прекрасная змея»…
— На старогерманском, — кивнул подросток, — а «Шванхильд» — «сраженный лебедь».
— Нам это пастор Дириг рассказал, — добавили они в один голос, с неуловимо похожим акцентом. И, покосившись друг на друга, одновременно прыснули.
Пару секунд Жанна стояла в полном и глубоком недоумении. А на третью секунду примчался бриллиантовый внук — и ей стало не до разгадки этих ребусов.
Саня требовал полного внимания и занимал все пространство вокруг, на пять метров и в трех измерениях. Он был слегка расстроен, ему что-то требовалось, но свои пожелания излагал с пулеметной скоростью, причем одновременно на немецком, русском, английском, испанском и еще каком-то языке, который распознать не удалось, — возможно, это был марсианский. Кивнул Бинди: «Привет, пра!», обиженно сказал подростку: «А вот и не вышло, Нэймсэйк!» Схватил и мгновенно с хрустом умял румяное яблоко (предназначавшееся именно для него, но не в таком же темпе!), так же мгновенно, но
