Я единственная дочь в семье из пятнадцати мужчин и мамы, и за мной есть кому присматривать и блюсти мою мораль, даже если я сама не захочу этого делать. Так что я еще даже не целуюсь. И вообще, мальчишки — такие дураки! А некоторые из них — еще и дураки приставучие.

Все, кроме Акселя. Ну, он просто особенный. А остальные…

Когда пахаренок Рбышек с Надуванчиковой улицы решил со мной подружиться и не стал давать мне проходу, я даже немного испугалась. Пахари, даже маленькие, все равно очень здоровые и сильные. Слушать Рбышек ничего не хотел, и мне впервые в жизни стало не по себе. И тут оказалось, что иметь такую уйму братьев вовсе не плохо. Троица близнецов — Олле, Милле и Клаус, третья в семье репродуктивная волна — вздула непонятливого ухажера так, что теперь он и вовсе дружит с одними только мальчиками, а на девочек и смотреть забыл.

А ведь ему совсем скоро придется-таки жениться и зачать детей.

Впрочем, кто его станет спрашивать? Женят на подходящей ему девчонке из их, пахарей, рода, и в положенное время она родит ему положенное число детишек. Сколько — будет видно. Планетарный совет ежегодно пересматривает нормативы деторождения — в зависимости от прогнозов на урожаи и перспектив межзвездной торговли на десятилетия вперед.

* * *

Моя мама вошла в детородный возраст в трудный для Скоруса год. Столичные аналитики предсказали бум на вина со Скоруса через четверть стандарт-века и не ошиблись в прогнозе. Умники из университетов метрополии распространили по райцентрам и весям вакцину-мутаген, и все женщины фертильного возраста стали беременеть тройнями и вынашивать их в рекордные сроки — всего за полгода и безо всяких отклонений у новорожденных.

Насчет отклонений я могла бы, конечно, поспорить — кому, как не мне, знать своих бестолковых слабоумных братьев, — но я, наверное, просто придираюсь. Непросто быть единственной девчонкой в большой мужской семье. Это сейчас, повзрослев, они обо мне заботятся — а когда братья были поменьше, жизнь моя была сущим адом.

Сейчас она все еще остается адом.

Маме тогда пришлось постараться. Пятнадцать пар умелых рук и столько же пар плоскостопых ног стали вполне себе весомым вкладом одной женщины в отчаянно нуждавшееся в свежих силах виноградарство. Отдав долг родине и обеспечив отца неслабым подспорьем к старости, мама сделала подарок себе.

Зачала и выносила девочку.

Так что я в семье самая младшая. И теперь, когда опека братьев становится настолько же невыносимой, насколько невыносимыми были еще совсем недавно их непрекращающиеся проказы, я начинаю сомневаться в том, что мне удастся когда-нибудь выйти замуж по любви. Тем более — за виноградаря.

Для этого я слишком умная. О-очень умная. Раньше таких, как я, называли чудо-детьми. Сейчас, в эпоху всеобщей функциональности, — генетическим браком. Как бы то ни было, меня такое положение дел вполне устраивает. Зовите хоть горшком. От меня не убудет.

К тому же мальчик, который мне нравится, вовсе не виноградарь.

У него непослушная копна рыжих волос, большие ступни, огромные кулачищи и пара самых прекрасных глаз в мире над красным носом- картошкой.

Он — клоун. Хотя ума не приложу, как лесби-пара из агротехника и генинженера умудрилась завести себе такого странного малыша. Возможно, на самом деле все просто и виной всему — запутанные отношения взрослых между собой, и я просто еще слишком мала, чтобы в этом разобраться.

Но вопрос, что делать клоуну на аграрной планете, никак не дает мне покоя.

А что на этой планете делать мне?

* * *

Я девочка.

Мои ноги и руки почти настолько же функциональны, как руки и ноги моих братьев. Почти — но не совсем. Да, у меня примерно такие же широкие стопы, и — да, пальцы моих рук только немного короче, чем у мужчин нашей семьи. Обоняние лишь чуть-чуть менее острое и позволяет определять время брожения вина с точностью до полусуток. Но этих «почти» и «немного» как раз хватает для того, чтобы я оставалась балансировать на самой границе понятия «функциональность».

У женщин в профессионально-специализированных родовых подвидах вроде нашего одна роль. Зато основная и главная. Рожать новых специалов.

И мне иногда кажется, что лучше убить себя, чем всю жизнь по команде из столицы рожать новых и новых виноградарей. Я смотрю на свою маму, а вижу свое будущее.

Это ужасный узкий коридор всеобщей — на весь остаток жизни — предопределенности существования.

Не хочу.

Это нежелание совершенно нерационально. Непонятно, как эта поведенческая аберрация прокралась в мою генетически настроенную психику.

* * *
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату