Джинкс

– Откуда мне это знать? – ответил Джинкс.

– А может, он здесь по сговору с Костоправом, – продолжал Ривен.

– Или потому, что приходил за Джинксом, и сразился с Костоправом, и потерпел поражение, – прибавила Эльфвина.

– Это похоже на картинку в одной из книг Симона, – сказал Джинкс, – написанной на языке, которого я не знаю…

– А значит, есть язык, которого ты не знаешь? – заинтересовался Ривен.

– …на ней изображен человек, сидящий в бутылке. Не висящий, как те люди. Живой, как этот.

– Такие книги только у злых волшебников бывают, – заявил Ривен.

Эльфвина кивком указала на бутылку:

– Ты ведь заберешь ее отсюда? Не оставлять же его здесь.

– Костоправ обнаружит пропажу, – возразил Ривен.

– Может, до нашего бегства и не успеет, – ответила Эльфвина. – Нет, оставлять его здесь нельзя.

– А может, Джинкс и не хочет ее забирать, – сказал Ривен. – В конце концов, Симон сам держит его в бутылке.

– Так то же Симон, – сказал Джинкс. – И держит он меня не в таком месте, как это.

Не в таком? Он же не знает, а вдруг и под домом Симона есть подземелье, забитое черепами, костьми и жизнями в бутылках?

И тут перед мысленным взором Джинкса предстал Симон – посреди кухни, окруженный кошками и ароматами стряпни. Никакого сходства с этим жутким склепом.

А еще он вспомнил слова Симона: «Набраться силы так, как это делает он, может всякий. Нужно лишь захотеть творить то, что творит он». Чем оно было – то, что Симон творить не хотел? С Джинксом он уж точно сотворил что-то – и с бутылкой связанное, и дурное.

Но каким-то образом – интересно, когда? – Костоправ отнял у Симона жизнь, и запер ее здесь, в подземелье, и использовал как источник силы, необходимой, чтобы творить злое волшебство – превращать людей в костяные мосты, а черепа их – в кубки, высасывать из них души и складывать крест- накрест кости. Делать то, что, как вдруг совершенно ясно понял Джинкс, Симон ни за что не стал бы. Дама Гламмер может хихикать, сколько ей угодно, Костоправ – отпускать лукавые намеки, однако Симона Джинкс знал.

– Ты же не думаешь, что он оставил бы тебя здесь? – спросил Ривен. – Если бы нашел в таком виде?

– Дело не в том, как поступил бы Симон, – сказала Эльфвина. – Дело в том, как поступит Джинкс.

И она была права. Что бы ни сотворил Симон с ним и с его жизнью, Джинкс не собирался оставлять его здесь, среди костей. Он сунул бутылку в карман.

– Очень хорошо, – одобрил Ривен. – По крайней мере ты сможешь за ним присматривать.

А как быть со второй бутылкой? Ведь и она тоже содержала силу. Джинкс протянул к ней руку.

И бутылка выпалила в него синими искрами, колючими и трескливыми.

Джинкс отдернул руку, искры погасли. Призрачные ленты продолжали виться вокруг нее, ныряя в бутылку и выныривая обратно. Джинкс снова протянул руку. Новые искры, еще более шумные, осыпали его. Джинкс потянулся дальше, сквозь искры. Однако Эльф– вина ухватила его за руку.

– Джинкс, по-моему, ты не должен трогать ее, – сказала девочка.

– Я всего лишь хочу посмотреть, что в ней, – ответил Джинкс и внезапно почувствовал, что попросту должен заглянуть в эту бутылку. Он протянул к ней другую руку, однако ее перехватил Ривен.

– Эльфвина права, – сказал он. – Оставь ее в покое.

– Но от нее так и пышет силой, – возразил Джинкс.

– Опасной, готов поклясться, – стоял на своем Ривен.

– Не нравятся мне эти искры, – сказала Эльфвина.

Джинкс все же попытался прикоснуться к бутылке, но Эльфвина и Ривен ему не позволили.

Покидая подземелье, Джинкс чувствовал, как сила, которая связывала бутылку Симона с той, что осталась на столе, слабеет, слабеет… И наконец их связь прервалась совсем.

* * *

29 августа. Послезавтра наступит последний день отпущенного Симону срока – день, когда Костоправ, по его словам, найдет для Джинкса другое применение. Джинкс старался не думать – какое.

– Убьет он нас всех, нисколько в этом не сомневаюсь, – сказала Эльфвина.

– У него нет серьезных причин убивать тебя или Ривена, – возразил Джинкс.

– Думаешь, чтобы кого-то убить, ему требуются серьезные причины?

Нет, так Джинкс не думал.

Они собрались в его комнате. Бутылка с Симоном стояла на прикроватном столике, а сам он кругами ходил по ее дну.

Эльфвина зачарованно наблюдала за ним.