столы,Щедрей даров Церериного рога —И каждый освящен изображеньем бога.Рабы, гостей в прихожей обступив,Им волосы маслами умастив,Отерли члены губкой благовонной —И, облачившись в белые хитоны,Все двинулись для пиршества возлечьНа шелк, ведя придирчивую речьВполголоса, никак не понимая,Откуда вдруг взялась обитель неземная.Чуть слышно музыка плыла вокруг,И разносился мелодичный звукНапевной речи эллинской, сначалаНегромкой, но как только развязалаЯзык струя блаженная, гостямУдарив в голову, поднялся гам;Сильнее загремели инструменты —И вот диковинные позументыЗавес тяжелых, весь просторный зал,Что роскошью невиданной сиял,И Ламия в прекрасном облаченьеУже не повергают в изумленье.Спасительное, райское вино!Блаженством оделяешь ты одно.В зенит вознесся Вакх, воспламеняяОгнем глаза и щеки. Дверь резнаяРаскрылась – и невольники внеслиОт Флоры пышный дар – наряд земли:Цветов охапки из лесной долиныПереполняли яркие корзины,Сплетенные из прутьев золотых —Пирующим венки для прихотей любых.Какой венок для Ламии? Какой —Для Ликия? Каким мудрец седойУвенчан будет? Папоротник с ивойПусть отеняют взор ее тоскливый;Пусть лозы Вакха юноша возьмет —Он в них забвенье страхов обретет;Над лысым лбом философа колючийЧертополох пускай с крапивой жгучейЧинят раздоры. От прикосновеньяХолодной философии – виденьяВолшебные не распадутся ль в прах?Дивились радуге на небесахКогда-то все, а ныне – что нам в ней,Разложенной на тысячу частей?Подрезал разум ангела крыла,Над тайнами линейка верх взяла,Не стало гномов в копи заповедной —И тенью Ламия растаяла бесследной.Вот, сидя с ней в возглавии стола,Счастливый Ликий от ее челаГлаз не отводит, но, оцепененьеЛюбви стряхнув, он через стол в смущеньиУкрадкой посмотрел: там хмурый ликК ним обратил морщинистый старик.Хотел он кубок, полный до краев,Поднять за мудреца, но столь суровБыл взгляд учителя неблагосклонный,На юную невесту устремленный,Что, трепеща, поникла та без сил.В тревоге Ликий за руку схватилСвою невесту. Холодом могилыЕму на миг оледенило жилы,Потом жестокий жар вонзился в грудь…«О Ламия, ответь же что-нибудь!Испугана ты – чем? Тебе знаком он?»Забыв про все, не слыша гвалт и гомон,В глаза он впился, смотрит: как чужая,Глядит она, глядит не узнавая,По-прежнему недвижна и бледна —Как будто колдовством поражена.Вскричал он: «Ламия!» В ответ – молчанье.Заслышав крик неистовый, собраньеПритихло; смолк величественный лад.Еще звучала лютня невпопад,Но мирт в венках увял – и постепенноБезмолвье воцарилось. Запах тленаПо зале пробежал – и все вокругСмертельную тоску почувствовали вдруг.Он снова: «Ламия!» в порыве диком — Отозвалось лишь эхо слабым вскриком.«Сгинь, мерзкий сон!» – он возопил в слезах.Вгляделся вновь: не бьется на вискахЛазурной нитью жилка; краски нежнойНа коже щек не видно белоснежной;Запали глубоко глаза в глазницы;Застыли, как у мертвой, острые ресницы.«Прочь, ты – жестокосердый! Прочь, палач!Скрой лживые глаза, скорее спрячь!Иль кара справедливая богов,Невидимо вступающих под кров,Пронзит тебя внезапной слепотой,Оставит в корчах совести больной, —За то, что ты, бесчестный и презренный,Гордыней нечестивой, дерзновеннойМогущество благое попирал,Обманом изощренным оскорблял.Коринфяне! Взгляните на злодея:Под веками, безумьем адским рдея,Взор демона горит… И нет укрытьяЛюбви моей… Коринфяне, взгляните!»«Глупец!» – с презрением софист изрекОхрипшим голосом – и, словно рокСвершился неизбежный, с жалким стономПал Ликий перед призраком склоненным.«Глупец! – вновь Аполлоний произнес,Глаз не спуская с Ламии. – От грозИ бедствий жизни я тебя спасалЗатем ли, чтоб змеи ты жертвой стал?»При слове том у Ламии несчастнойДух захватило: беспощадно-властныйРазил ее, как пикой, острый взор.Рукою слабой смертный приговорМолила не произносить – напрасно!Софист суровый с ясностью ужасной«Змея!» воскликнул громко… В этот мигПослышался сердца пронзивший крик —И Ламия исчезла… УпоеньеУшло от Ликия, и в то ж мгновеньеУгасла жизнь… Друзьями окружен,Простерт на ложе без движенья он:И обернули тело в свадебный хитон.
Ш. Бодлер
Вампир
В мою больную грудь онаВошла, как острый нож, блистая,Пуста, прекрасна и сильна,Как демонов безумных стая.Она в альков послушный свойМой бедный разум превратила;Меня, как цепью роковой,Сковала с ней слепая сила.И как к игре игрок упорныйИль горький пьяница к вину,Как черви к падали тлетворной,Я к ней, навек проклятой, льну.Я стал молить: «Лишь ты мне можешьВернуть свободу, острый меч;Ты, вероломный яд, поможешьМое бессилие пресечь!»Но оба дружно: «Будь покоен! —С презреньем отвечали мне. —Ты сам свободы недостоин,Ты раб по собственной вине!Когда от страшного кумираМы разум твой освободим,Ты жизнь в холодный труп вампираВдохнешь лобзанием своим!»
Метаморфозы вампира
Красавица, чей рот подобен землянике,Как на огне змея, виясь, являла в ликеСтрасть, лившую слова, чей мускус чаровал(А между тем корсет ей грудь формировал):«Мой нежен поцелуй, отдай мне справедливость!В постели потерять
