– Я думаю, ее вообще лучше всего уничтожить.
– Это уж не наше дело. Пусть решают вышестоящие.
Этого следовало ожидать. Пожалуй, агрегат Раевича еще поместят в Кунсткамеру.
Григорий Александрович, кивнув полицеймейстеру, направился к дому. Теперь, когда он знал, кто там обитает, ему пришло в голову слово «логово», хотя само здание по-прежнему источало респектабельность, а вовсе не готическую мрачность. Деревья в саду не тянули к Печорину скрюченные ветки, и пахло здесь не тленом, а напротив – розами, росшими вдоль фасада.
Григорий Александрович позвонил. Через минуту ему открыл слуга.
– Вас ожидают, – сказал он, когда Печорин представился. – Пожалуйте в кабинет.
Он проводил посетителя на второй этаж, постучал и вошел. Григорий Александрович слышал, как слуга доложил о нем.
– Просят, – сказал он, появившись на пороге, и тут же торопливо удалился.
Григорий Александрович вошел.
Раевич в домашнем халате с кистями сидел за столом, но при появлении гостя поднялся.
– Я должен вас поздравить, Григорий Александрович, – проговорил он, указав Печорину на кресло.-
Садитесь, прошу. Вы выиграли, и сто тысяч ваши. К моему глубокому сожалению.
– Ну, у вас есть душа Карского, – отозвался Григорий Александрович, садясь. – И, уж не знаю, возможно, Грушницкого. Хотя он брал выкуп, так что…
– Брал, брал, – согласился Раевич, возвращаясь в кресло. – Что ж, не спорю, вы подобрались ко мне слишком близко, и меня это… озаботило. Но раз уж вы разобрались с Грушницким, ничего не поделаешь. – Он развел руками. – Стало быть, фортуна на вашей стороне. Итак, вы ведь за выигрышем?
– Не только за ним.
Банкомет приподнял брови.
– Вот как? Ах да, любопытство! Вы, вероятно, желаете, чтобы я его удовлетворил. Мне сразу стало ясно, что вы большой любитель разгадывать загадки.
Григорий Александрович невольно усмехнулся: вот опять его так назвали.
– Вас задели мои слова? – спросил Раевич. – Я не желал вас обидеть.
– Нет, нисколько.
– Итак? – Банкомет улыбнулся одними только губами. – Спрашивайте.
– Для чего вам это нужно? Вы богаты, влиятельны. Я слышал, у вас много могущественных друзей. Будущность ваша обеспечена, а острые ощущения можно добыть и менее рискованными способами.
– Да разве я чем-то рискую? – удивился Раевич. – Ведь не я убиваю.
– А если на вас донесут?
Банкомет рассмеялся.
– Так ведь кто поверит, что я готов заплатить сто тысяч за душу?! Большинство усомнится даже в том, что я вообще ставил такую сумму на кон.
– Одному человеку, может, и не поверят. А если двое или трое донесут?
Раевич пожал плечами.
– Такого не бывало до сих пор. Никому неохота идти на эшафот ради того, чтобы и меня туда свести. Каждый, прежде всего, за собственную шкуру трясется.
– И никто не попадался?
– Ни разу.
– Вы так и не сказали, для чего вам это, – напомнил Григорий Александрович.
Раевич вдруг посерьезнел.
– Я хочу быть счастливым. Вот и все, – сказал он.
Такого ответа Печорин не ожидал.
– Да в чем же тут счастье? – спросил он.
– Чтобы это понять, надобно разобраться, что такое счастье. Думаю, каждый считает по-своему. Для меня, например, это насыщенная гордость.
– Как так?
– Извольте, я поясню. Если б я почитал себя лучше, могущественнее всех на свете, я был бы счастлив. Думаю, большинство сказало бы, что стремиться к абсолютной власти есть зло. Что ж, возможно, они были бы правы. Это не имеет значения.
– Что же имеет?
– Идея зла не может войти в голову человека без того, чтоб он не захотел приложить ее к действительности. Тот, в чьей голове родилось больше идей,
