– Но лондонские полицейские не захотели ей насчет вас помогать. Она сказала, у вас связи. В полиции.
– Вот как?
– Но они спросили ее про вашу машину.
– Что именно?
– Просто любопытствовали.
– А что она хотела от вас?
– Она рассчитывала, получив сведения о вас, узнать больше про Грейси и Фоли. Но как только она поняла, что вы просто конкурент, тоже интересуетесь американскими военными заказами, она перестала вами заниматься.
– Это вы ей рассказали?
– Да. И она перестала вами заниматься.
Наступила пауза.
– Понимаю, о чем вы, – сказал Бигенд.
– Я не рассказывал ничего, кроме того, о чем она спрашивала. Отвечал на конкретные вопросы. Не вижу, как еще можно было поступить.
Вернулся Дзюн с ворохом одежды, которую положил на стол, сдвинув каталоги. Помимо прочего там была пара очень новых светло-коричневых ботинок.
– Встаньте, пожалуйста.
Милгрим встал.
– Снимите куртку.
Милгрим расстегнул молнию на «Сонни» и снял ее. Дзюн надел на него что-то из благоуханного твида, тут же снял и заменил на что-то другое, столь же благоуханное, обошел Милгрима, застегнул на нем пуговицы, кивнул.
– Но почему вы мне тогда ничего не сказали? – спросил Бигенд.
– Снимите, пожалуйста, брюки, – сказал Дзюн. – И рубашку.
– Я боялся, – ответил Милгрим. – У меня тревожный психоз.
Он сел на жуткий лиловый табурет и начал развязывать шнурки. Потом встал, в носках, на пол и взялся за брюки, радуясь, что не должен сидеть и смотреть на Бигенда.
– Может, у вас и тревожный психоз, – заметил тот, – но вы определенно меняетесь.
– Снимите рубашку, пожалуйста, – повторил Дзюн.
Милгрим подчинился. Он стоял в черных носках и трусах из «Галери Лафайет» и чувствовал: что-то изменилось в эти минуты, хоть он и не мог бы сказать, что именно. Дзюн деловито расстегнул клетчатую рубашку, помог Милгриму ее надеть. У рубашки был воротник «визитка», а застегнув перед, Милгрим обнаружил, что манжеты доходят почти до локтя. На них было множество перламутровых пуговиц.
– Вы бывали во Флоренции? – спросил Бигенд, пока Милгрим возился со странными манжетами.
– Во Флоренции?
Дзюн подал ему габардиновые брюки.
– Тоскана в это время года очаровательна, – сказал Бигенд. – Дождь. Солнце более мягкое.
– Вы отправляете меня в Италию?
– Вместе с Холлис. Я предпочитаю, чтобы вы оба пока были там. Кто-то на вас зол. Внутри «Синего муравья» я создам видимость, что вы оба в Лос- Анджелесе. Возможно, это убедит Оливера.
Милгрим вспомнил крик у станции «Банк», набрал в грудь воздуха, но не нашел слов. Застегнул новые брюки. Они были с манжетами, непривычно узкие в щиколотках.
– Сядьте, пожалуйста, – сказал Дзюн, расшнуровывая коричневые ботинки: броги с более узким, чем у традиционных, носом, на толстой подошве.
Милгрим сел. Дзюн встал на колени, надел на него ботинки, подтянул и завязал шнурки. Милгрим встал, переступил с ноги на ногу. Ботинки вроде не жали, но были жесткие, тяжелые. Дзюн протянул узкий тяжелый ремень из кожи того же цвета с блестящей бронзовой пряжкой. Милгрим вдел его в брюки.
– Галстук. – Дзюн протянул ему шелковый галстук в огурцах.
– Спасибо, я их не ношу.
Дзюн положил галстук на стол, помог Милгриму надеть пиджак и убрал галстук ему во внутренний карман. Затем улыбнулся, потрепал Милгрима по плечу и вышел.
– Так-то лучше, – сказал Бигенд. – Для Флоренции.
– Я возвращаюсь в Кэмден?
