– Спасибо.
– Садитесь, пожалуйста, – продолжала Холлис.
Напротив кровати стояли два полосатых кресла с высокой спинкой. Милгрим сел в одно, Фиона – в другое, Холлис – на кровать и взяла Гаррета за руку. Милгриму вспомнилось утро в Париже.
– Вы спрыгнули с самого высокого здания в мире, – сказал он.
– Да. Хотя, к сожалению, не с самого верха.
– Я рад, что все обошлось благополучно, – сказал Милгрим.
Холлис улыбнулась ему.
– Спасибо, – ответил Гаррет и сжал руку Холлис.
Кто-то дважды легонько постучал в дверь. Костяшками пальцев, не молоточком.
– Это мы, – произнес голос за дверью.
Холлис спустила ноги с кровати, встала и открыла дверь. Вошли двое: очень красивый молодой человек и не очень красивая девушка. В руках у нее была старомодная сумочка из черного кожзаменителя. Милгрим предположил, что они оба индийцы, хотя он довольно плохо в таком разбирался. Зато он точно видел, что девушка – готка. Ему до сих пор не случалось встречать готов с индийской внешностью, но уж если где такие и водятся, подумал он, то, конечно, в Лондоне.
– Чандра, моя двоюродная сестра, – сказал молодой человек.
На нем были очень узкие, замысловато протертые черные джинсы, черная рубашка поло и большая, по виду очень старая мотоциклетная куртка.
– Очень приятно, – ответила Холлис.
Чандра смущенно улыбнулась. У нее были прямые черные волосы, огромные карие глаза, разнообразный пирсинг в носу и ушах и черная губная помада. Наряд напоминал форму сестры милосердия девятисотых годов, только с черным фартуком вместо белого.
– Чандра и Аджай. Фиона и Милгрим, – представила Холлис. – Чандра, это Гаррет.
Аджай глянул на Милгрима.
– Трудновато будет, – с сомнением произнес он.
– Сбоку набрызгаем маскировочным спреем. Которым лысину прячут. У меня с собой есть. – Она глянула на Милгрима. – А вообще, Аджаю давно надо подстричься, так что спасибо вам.
Аджай провел руками по волосам, по-военному коротким на висках, густым и пушистым от темени до затылка.
– Отрастут, – сказал Гаррет с кровати. – Милгрим, не могли бы вы снять штаны?
Милгрим глянул на Фиону, потом снова на Гаррета. Вспомнил Дзюна в «Танки & Тодзё».
– Верхние, – уточнил Гаррет. – Аджаю надо понять, как вы двигаетесь.
– Двигаюсь, – повторил Милгрим и встал.
Потом снова сел, нагнулся расшнуровать ботинки.
– Нет, нет, – сказала Фиона, поднимаясь с кресла. – Для этого молнии есть.
Она опустилась перед ним на колени, расстегнула футовые молнии по внутреннему шву бронированных штанов.
– Встань.
Он подчинился. Фиона расстегнула толстую пластмассовую молнию на его ширинке, с хрустом отлепила липучки и потянула штаны вниз. Милгрим почувствовал, что густо краснеет.
– А теперь просто вышагни из них, – сказала Фиона.
67
Раздавленная мышь
Аджай с выражением стоической муки на лице сидел на том, что Милгрим назвал бидермейеровским табуретом [51], в ярко освещенной кафельной ванной среди разложенных на полу полотенец. Чандра аккуратно состригала его густые темные волосы. Милгрим «двигался», как велено; Аджай, когда вспоминал, принимался изучать его походку. Чандра тоже периодически замирала с ножницами в руке, смотрела на Милгрима и вновь начинала стричь. Холлис ждала неизбежного вопроса.
– Что это?! – спросил Милгрим, видимо впервые заметив душ.
– Душ, – сказала Холлис.
– Двигайся, – скомандовал Аджай.
Милгрим сунул руки в карманы новых диковинных штанов.
– Ты правда ходишь руки в карманы? – спросил Аджай.
– Не двигайся, – приказала Чандра. Она держала ножницы на весу.
