Кривой рассеянно пожал плечами:
– Может, одичавшая?
– Зараза, – Лисицын яростно сплюнул. – Как дрелью в душу!
– Да. Неприятно, – согласился Кривой. Он посмотрел в сторону леса и слегка поежился.
Лис снова принялся расхаживать возле машины. Но вскоре остановился, посмотрел в сторону черного влажного леса, как минуту назад Кривой, и задумчиво проговорил:
– Нехорошо как-то на душе. Муторно. Да еще собака эта…
Кривой не нашелся, что ответить, лишь пожал плечами. Лис поскреб ногтями изрытую шрамами щеку и вздохнул.
– Вот если подумать… Сколько человек отправил на тот свет, а теперь менжуюсь. Старею я, что ли? А? Как думаешь, Кривой?
– Просто Соболь – ваш бывший кореш, – сказал в ответ телохранитель. – Вы же с ним вместе начинали. Вот и свербит на душе. Мы же не звери.
И вновь короткий тоскливый вой заставил Лиса и его телохранителя вздрогнуть.
– Ты смотри! – поморщился Лисицын. – Опять воет. Теперь где-то совсем недалеко, а, Кривой?
– Да, – ответил Кривой, – вроде ближе. До этого вой был оттуда… – Он показал рукой на север. – Со стороны заброшенной шахты. А теперь вон оттуда… – он махнул в южном направлении.
– Чертовщина какая-то, – прохрипел Лис. – Как она так быстро туда перебежала?
– Может, это другая? – предположил Кривой.
– Может быть.
Лисицын снова задумался. Теперь на душе у него было не просто муторно, а тоскливо, появилось что-то похожее на скверное предчувствие. С чего бы вдруг?
Он представлял себе Соболя в луже крови, но эта картинка не доставляла ему ни радости, ни удовлетворения. Порыв северного ветра заставил Лиса поежиться, прошуршал по траве и листве деревьев, пробуждая сонм тихих, несуществующих голосов.
Лисицын нахмурился и подозрительно посмотрел на кроны деревьев. Потом вздохнул и предположил вслух:
– Может, с ним еще раз покалякать?
– Не поможет, сами знаете, – резонно возразил Кривой. – Соболь упертый.
– Упертый, – согласился Лис. – Но ведь не дурак. И жить любит.
Новый порыв ветра качнул кроны деревьев.
Лисицын вздрогнул и посмотрел на Кривого.
– Что ты сказал?
– Я? – телохранитель приподнял ломкую бровь. – Ничего. А что до Соболя, так он сам виноват. Живет не по понятиям. А кто живет не по понятиям…
– Вы же сами мне много раз это говорили, босс.
Лис странным взглядом посмотрел в широкое, чуть скошенное на один бок (последствия давней травмы) лицо Кривого.
– Верно, – угрюмо кивнул Лис. – Говорил. Ладно. Позвони этому загашенному. Где он до сих пор шляется?
– Да вон он! Уже едет!
Лис уже и сам увидел. Светлая «Тойота» вынырнула из-за деревьев и, подрагивая и подскакивая на кочках и буераках, подъехала к «бэхе». Мотор «Тойоты» умолк, дверца открылась, и из салона торопливо и неуклюже выбрался Еременко.
– Прошу прощения, Георгий Александрович, не смог вырваться раньше, – виновато сказал лысый помощник и поправил пальцем очки.
Лисицын смерил его холодным взглядом.
– Ладно, фраер, не высекай. Быстро все порешаем. Кривой, бабло!
Телохранитель кивнул, подошел к «бэхе», открыл дверцу и достал с заднего сиденья небольшой кейс. Подошел к Еременко и протянул кейс ему. При взгляде на кейс глаза лысого помощника блеснули алчным светом. (Или это луч заходящего солнца отскочил бликом от холодных стекол его очков.)
– Сколько здесь? – спросил Еременко, принимая кейс.
– Ровно столько, сколько ты просил, – жестко сказал Лис. – Ни баксом меньше.
Еременко взял кейс, щелкнул замочками и приоткрыл его. Потом облизнул пересохшие от волнения губы и снова защелкнул кейс. Посмотрел на Лисицына.