Закончив перевязку, Анна поднялась со стула, но тут же пошатнулась и схватилась за спинку кровати, чтобы не упасть. Ее мутило. Хотелось на воздух.
– Алешка, иди к себе, – сказала она сыну.
– А ты? – спросил он, с тревогой вглядываясь в побледневшее лицо матери.
– Я в норме. Иди, говорю.
Сын, не возражая, ушел к себе в комнату. Анна повернулась и побрела к двери.
На улице ее вырвало. Она сорвала пучок жухлой травы и вытерла рот. А потом села на траву и закрыла лицо руками.
Егор Соболев взял стакан, посмотрел на него и поставил обратно на стойку. Поднял взгляд на старика Пахомыча, сидящего здесь же, у барной стойки, и вдруг пододвинул стакан к нему.
– Выпей за меня, – сказал Егор старику. – Я сегодня спас человека от смерти. Хотя… возможно, он еще умрет.
Пахомыч взял стакан и молча выпил водку.
– Ежели спас, то чего такой кислый? – спросил он. – Радоваться надо.
– Радоваться? – Егор хмыкнул. – Ты не понимаешь. Да я сам хотел его кончить.
– Вот оно как… – Старик закусил водку кусочком соленого огурца и покосился на Егора. – Не боишься мне такое рассказывать?
– Тебе – нет, – ответил Егор.
– Правильно, – кивнул Пахомыч. – Я все равно через час забуду. А кому расскажу, так мне никто не поверит. Да и слушать не станут.
Он пододвинул стакан к Егору:
– Угости-ка еще. Чтобы уж наверняка памяти лишиться.
Егор подозвал бармена, похожего на пожилого мальчика, и указал ему глазами на стакан. Тот кивнул, взял бутылку «Таежной брусничной» и наполнил стакан наполовину. Егор пододвинул выпивку к старику Пахомычу. Тот взял стакан, смерил его взглядом, собираясь с духом, и залпом опустошил.
– Уф, хорошо пошла! – Пахомыч дернул плечами. Посмотрел на Егора. – Значит, вместо того, чтобы прикончить парня, ты его спас. А за что ж ты его так не любил?
– Мешал он мне. Кое в чем.
– Все мы кому-нибудь мешаем, – философски заметил Пахомыч. – Я вот, положим, всем тут мешаю. И ничего, еще живой.
– Ладно. – Егор швырнул на стойку пятисотрублевку и сказал, обращаясь к бармену: – Налей ему еще.
А затем повернулся и грузно зашагал к двери.
К стойке подошел пожилой охотник, которого весь поселок называл Иваныч. Выглядел он скверно: весь какой-то пожухлый, всклокоченный, опухший, словно всю ночь беспробудно пил, а к утру вдруг резко протрезвел.
– Мужики, – сипло проговорил он, обращаясь к бармену и старику Пахомычу, – вы моего Хвата в поселке не видели?
– Хват – это твоя собака? – уточнил худощавый бармен, похожий на постаревшего мальчика.
– Да. Мой охотничий пес.
– Я не видел, – сказал бармен.
– И я, – сказал Пахомыч. – А что, пропал?
– Пропал, – сокрушенно покачал головой Иваныч. – Погнался за зайцем и сгинул.
– Вернется, – обнадежил старик Пахомыч. – Погуляет и вернется.
Бармен поставил перед Пахомычем рюмку водки. Старик взял ее и хотел выпить, но покосился на несчастного Иваныча и сердобольно предложил:
– Выпьешь?
Иваныч вздохнул:
– Нет. Не хочу.
– Ну, как знаешь, – старик опрокинул водку в рот, поставил рюмку на стол и крякнул.
К барной стойке подошел невысокий мужчина в сером утепленном плаще. Черные волосы его, тронутые на висках сединой, были аккуратно подстрижены и зачесаны набок. Глаза скрывались за темными стеклами очков.
– Добрый день! – вежливо поприветствовал он бармена. – Кружку пива, пожалуйста.
Бармен поставил перед ним кружку. Пахомыч покосился на черноволосого и с любопытством спросил:
– Вы не здешний?
– Трудный вопрос, – ответил тот, прихлебывая пиво. – Я здесь когда-то жил. Но давно, десять лет назад.
