Бармен и Пахомыч смотрели на приезжего с удивлением. Мужчина заметил это и объяснил с вежливой полуулыбкой:
– Люблю странные истории. Ладно. Спасибо за пиво. А вам, – обратился он к Пахомычу, – за интересный разговор. Всего доброго!
Он повернулся и направился к выходу.
– Эй, – окликнул его Пахомыч.
Мужчина обернулся, и тусклый свет барных ламп отразился в его темных очках.
– А зачем вам Лешак? – спросил Пахомыч.
– Хочу поймать его, – ответил мужчина. Улыбнулся и добавил: – Посажу в клетку и буду показывать людям за деньги.
– Хороший ответ, – одобрительно кивнул старик.
Мужчина кивнул ему и быстро вышел из кафе.
– Купи все по списку, – давала Анна наставления сыну, отсчитывая деньги. – И осторожнее переходи через мосток.
– Да, мам, знаю, – Алешка взял деньги и сунул в карман куртки. – Ну, я пошел?
– Иди.
Алешка вышел из дома, а она вернулась к Максиму Пичугину. Он лежал под одеялами и тулупом, бледный, синюшный, глаза его были чуть приоткрыты и казались подернутыми инеем. Анна протянула руку и пощупала его лоб. Он был ледяной. Она прижала палец к его шее. Жилка едва прощупывалась.
«Перед смертью человек холодеет, – вспомнила Анна слова старой Маулы, когда та обкладывала теплыми грелками одну из своих пациенток. – Это потому что жизнь уходит из него. Жизнь горяча, смерть холодна. Согреть такого человека грелками трудно. Тут бы помогло живое тепло, но кто согласится поделиться теплом своей жизни с умирающим?»
«Почему ж не согласятся?» – спросила тогда Аня.
«Да потому что опасно, – объяснила Маула. – Если человек все-таки умрет, то заберет с собой часть жизни другого человека. И оставит ему взамен мертвый холод. И жить потом живому человеку с этим холодом – все равно что мертвеца с собой всюду таскать!»
Анна снова посмотрела в лицо Максима, напоминающее сейчас гипсовую маску. Затем нахмурилась и стала торопливо и решительно раздеваться. Скинула кофту, юбку. Потом колготки и нижнее белье. Оставшись совсем нагой, она откинула края одеял и покрывал и скользнула к Максиму.
– Давай же… – она прижалась к нему всем телом. – Прошу… Живи!
Анна все теснее и теснее прижималась к Максиму, словно хотела стать с ним одним целым и отдать ему половину своего жизненного тепла. Обескровленный рот его слегка порозовел. А спустя еще несколько секунд губы чуть приоткрылись, и с них слетел тихий, почти неразличимый стон.
– Ну, вот, – проговорила Анна. – Вот и хорошо.
Анна снова прижалась к Максиму. Дыхание его стало частым и ровным, но сама она почувствовала слабость, руки и ноги налились вечерней тяжестью, тело стало вялым, а веки тяжелыми. Анна сама не заметила, как задремала.
Неизвестно, сколько она проспала, но проснулась внезапно, от стука в дверь. Анна открыла глаза и приподняла голову с подушки, не сразу поняв, где находится.
– Аня, ты дома? – окликнул знакомый голос. – Это я, Яков Степанович!
Анна посмотрела на Максима. Он лежал с открытыми глазами и смотрел на нее. Она слегка покраснела. Отвернувшись от Максима, откинула одеяла и встала с кровати. Быстро оделась и подошла к двери.
Доктор осмотрел забинтованные раны. Глянул на тумбочку, где шеренгой выстроились лекарства. Затем ощупал Максиму лоб и щеки. Положил руку на его мерно вздымающуюся грудь и снова прислушался.
– Что скажете, Яков Степанович?
Доктор убрал руку с груди Максима.
– Что скажу? Только то, что с ним все будет хорошо. Можно сказать, ты его вытащила с того света. Хотя опасность, конечно, еще остается. Именно поэтому я настаиваю на том, чтобы парень остался у тебя.
– Как у меня? – удивилась Анна. – Ему ведь надо в больницу! Там нужный уход.
– Уход у него и здесь будет хороший, а вот переносить его я бы поостерегся. К твоему дому на машине не подъедешь – все ямы да буераки. Плюс овраг, а мостик через него ненадежный. Трясется, скрипит… – Яков Степанович покачал головой. – Нет. О транспортировке больного и речи быть не может!
– Но… у меня работа.
– Дам тебе отгулы на пару дней. У тебя их много накопилось. Необходимые лекарства у тебя есть, уколы ты делаешь хорошо.
Анна смотрела на доктора с сомнением.
– А если он все-таки умрет?
– В больнице он тоже может помереть, – сказал Яков Степанович. – И даже с большей вероятностью.
Доктор ободряюще погладил Анну по плечу.
