только пуще задрожал, застучал зубами.
— Как Дикие получаются?
— Ежели укусят человека, но выпьют не всего — он становится кровососом. Ежели Дара нет, всю жизнь свою забываешь. Ничего не помнишь. А ежели есть, хоть слабенький, тогда все помнишь, разум не теряешь. Только первые лет пять от родной крови яришься.
— От родной крови? — Лесана вытирала нож о ветхую рубаху убитого кровососа. — Это как?
— Родная кровь хоть в пятом колене заставляет яриться, будит голод и жажду… Трудно с этим справиться.
— Это что же, родных первыми сожрать хочется? — удивился Тамир.
— Да. Кровь родная… она душу вынимает, сердце рвет, злобой точит… И голод такой, что ум застит. Не справиться. Ежели вожака нет и научить некому — пропадешь.
— А вожак тут с какого боку припека?
— Вожак… вожак кормит. По первости жрать постоянно охота и зубы растут, чешутся… — юноша покраснел и потупился. — Но много жрать нельзя. Человеческая кровь рассудка лишает, если много выпить. Вот только голод силен, чем больше ешь, тем больше хочется. А вожак не дает дуреть. Собой кормит, пока три-четыре луны не угомонится нутро.
— Собой? — Тамиру показалось, он ослышался.
— Собой. — Белян засучил рукава и показал изрезанные руки. — Кровь Осененного кормит Стаю, не дает беситься. Без Осененного Стая одичает.
— Это что же, Стая людей не жрет? — насмешливо спросила Лесана.
— Нет! — яростно вскинулся Белян. — У хорошего вожака Стая никогда не пробует человека. Года хватает, чтобы ярость охолонилась. Разум верх держит. Кому ж в уме захочется людей-то грызть?
— А вожак? — холодно спросил колдун. — Кто кормит вожака?
Пленник опустил глаза и прошептал:
— Люди. Без людской крови оголодаешь, обезумеешь и… одичаешь. Но хороший вожак человека досуха не ест! И до полусмерти тоже. Днем в лесу просто на людей набрести, а дальше дело нехитрое — Зовом опутал, разум затуманил, пригубил — и силы вернулись. Тут главное — остановиться суметь. А потом отпустить. Тебя и не вспомнят…
Охотники переглянулись, не веря услышанному.
— И сколько раз в день вы едите?
Белян захлопал глазами.
— Не в день. Мы едим раз в луну. Сменяется луна — надо окормлять Стаю и самому есть. Это если без детей! — поспешно добавил он и тут же пояснил: — С детьми — чаще. Им расти надо. А без крови они болеют и мрут. У нас в Стае детей восьмеро.
— Так много крови надо? — снова спросил Тамир.
— Кому?
— Стае. Раз в луну. Много?
— Кому как. Чем старше, тем меньше. Но все одно — надо. Меня-то вожак обратил, потому что Стая большая у него. Не мог их один кормить. И вот… — Его голос осип, на глаза навернулись слезы.
Охотники переглянулись.
— А Дикого чего ты так испугался? — спросила Лесана.
— Загрызет ведь… Он же чует, что меня грызть можно… От крови моей Дикому толку никакого — в ум не войдет. Да еще и мясом нажрется от пуза… Они ж как звери.
Белян снова всхлипнул:
— Я все рассказал, Охотница, обещай, что меня, как его… быстро.
— Спать иди, дурья голова, надоел с мольбами своими. — Обережница убрала нож и добавила: — Все. Утро вечера мудренее…
И они разбрелись всяк на свою лежку. Но девушка еще долго слышала, как ворочается Тамир. Видать, и у него в голове, в который уж раз, сызнова звучал рассказ пленника.
Дела…
Утром же Беляну показалось, будто глядят на него не так мрачно. А может, просто привык.
Р
донь встретила ратоборца настороженно. Затаясь. Вести из Славути, Елашира и Семилова за седмицы странствия Главы сюда уже добрались, и на
