Я подсел за барную стойку напротив Грануэйль, которая от безделья полировала кружки. Голова слегка наклонена, зелёные глазища стрельнули в мою сторону, когда барменша облизнула верхнюю губу. Чтобы не видеть игривой усмешки, затаившейся в уголках её рта, и не попасться в коготки опытной хищницы, я стал тщательно изучать верхние полки, уставленные бутылками виски и атмосферными безделушками, как если бы девушка не могла предложить мне ничего, кроме похмелья на следующее утро.
Она фыркнула.
— И что дальше, Аттикус? — поинтересовалась она и положила передо мной подстаканник.
— Имя. Мы остановились на имени.
— Сначала тебе надо выпить.
— Тогда Tullamore Dew.
— Держи. Но прояви терпение. Рассказывать я буду по-своему.
— По-своему? Правда, что ли? А не так, как этого хочет чужой разум в твоей голове?
— Да. Так, как я считаю нужным, — ответила, зло посмотрев на меня поверх льда.
Лёд она поставила точно передо мной, а сама скрестила руки на груди и перегнулась через барную стойку. Теперь её лицо с идеально чистой и гладкой кожей было всего в нескольких сантиметрах от меня. Я проследил взглядом лёгкий изгиб её носа, отметил клубничный блеск на губах. Тяжело было удержать себя от того, чтобы поцеловать барменшу, особенно когда она поджала губки прежде чем заговорить.
— Итак. Ты — друид.
— Как скажешь. А ты что такое?
— Сосуд, — ответила она, округлив глаза. — Или даже тебе следует думать обо мне как о Сосуде, с большой буквы «С». Так получится таинственнее и впечатляюще, и так далее и по сценарию Скуби-Ду.
— Ладно. Значит, сосуд. Для кого или чего?
— Для одной очень милой леди родом из южной Индии. Зовут её Лакша Куласекаран. Ты же не удивишься, узнав, что она — ведьма?
Глава 19
Боги свидетели, я ненавижу ведьм.
Пока одна из них сморит на меня глазами Грануэйль, я, впрочем, предпочту держать язык за зубами. Сомнения позволительны там, где бессильно прямолинейное презрение. Я одарил собеседницу своей лучшей улыбкой в стиле циничного Гаррисона Форда, которую друг у дружки воровали все от Хан Соло и Декарда (*
— Милый денёк, леди, а?
— Очень милый, — медленно кивнула Грануэйль, игнорируя мой недоверчивый взгляд.
Я отхлебнул роскошного напитка, ожидая, что же ещё интересного скажут. Но я просчитался — мне только что забили гол. Если таким поведением она хотела вынудить меня задавать больше вопросов, то пусть так оно и будет.
— И сколько уже милая леди обретается в твоей голове?
— С тех пор, как ты вернулся из поездки в Мендоцино.
— Что? — хотя я принял «огненной воды» на грудь, я внезапно ощутил холод.
— Ты помнишь. Ты обернулся морской выдрой и вынул очаровательное, инкрустированное рубинами золотое ожерелье из руки скелета, который — о, неужели? — покоился всего лишь в пятнадцати футах ниже поверхности и в нескольких футах под песком.
Страшилки в ирландском пабе.
— Как ты узнала об этом?
— Как ты думаешь? Лакша сказала мне.
— Допустим. Но как она узнала?
— Когда-то она была самым что ни на есть натуральным хозяином этого скелета, но всё закончилось в 1850 году. С тех пор и до недавнего времени она существовала в самом крупном рубине украшения.
Я решил отложить на потом все мои вопросы о том, как рубины превращаются в ловцов душ.
