что думать. Я доковылял до двери, отпер замок, вошел.
В моей комнате был Волк. Он лежал на постели, закинув руки за голову.
– Ну что, могло пройти и получше? – осведомился он.
23
Какое-то время я тупо таращился на очередного Дегана. Затем притворил дверь.
– Вали с моей постели к гребаной матери! – сказал я.
Волк подчинился наполовину: сел, но не встал.
– Какого дьявола ты тут забыл?
– Тебя дожидаюсь, наверное.
– А Деган совершенно случайно нарисовался за дверью, пока ты был здесь?
– Я долго ждал. Нам нужно поговорить.
– Ты говори, а я буду спать. Можешь спокойно отвечать за меня, если сам себе надоешь. Советую вставлять в мои реплики посыл на три буквы – ближе к жизненной правде.
Я нагнулся и стал расшнуровывать сапоги, когда уверился, что не рухну.
– Для того, кто только что отпустил человека, за которым мы охотились месяц, ты слишком…
– Эй, – перебил его я, подняв глаза от узла на левом шнурке, – что-то я не заметил, чтобы ты вышел потолковать с собратом по оружию. Это тебе до чертиков хочется вернуть его в Илдрекку – почему же не присоединился к нам?
– Мне сейчас не с руки сцепиться с Бронзой. – Волк поерзал на постели и отвернулся.
– Надо же, как удобно! – отозвался я и снова занялся обувью.
К чертям собачьим! Я вынул кинжал и обрезал чертов шнурок. Сапог ослабил хватку. Я облегченно вздохнул. Сколько часов – нет, уже дней – я провел на ногах?
– Так или иначе, как ты сюда попал? – Я посмотрел на Волка. – Я могу понять, что Птицеловка впустила Дегана, но не тебя.
– Какой же я бандит, если не сумею проникнуть в гостиницу?
– Такой, что обалденно лучше большинства илдрекканских Домушников и Отмычек. Птицеловка прочно стоит на стреме – как ты прошел?
– Азаарийцы передвигаются не так, как все.
– Может быть, зато уж гонят точно, как остальные, – заметил я, снимая второй сапог. Райское блаженство! – Полагаю, мне не приходится рассчитывать на рассказ о том, где ты был, не говоря уж о проходе в Эль-Куаддис?
– Рассказывать особо нечего. – Волк отряхнул пыль с кафтана. – Мне задолжал бей одного мелкого военного округа. Он прибыл в Эль-Куаддис с докладом к могулу, вот я и прошел. А что?
Я выпрямился и направился к моему дорожному сундуку, поскольку было ясно, что Волк и не думает сойти с кровати.
– Да то, что было бы здорово не петь ради ужина, коли ты мог нас провести, – ответил я, устраиваясь на исцарапанной деревянной крышке.
– Бей не покровительствует искусствам, как падишах. Слово, замолвленное за вас, повредило бы моему делу.
– А где тебя носило до этого?
Волк проигнорировал вопрос и указал на закрытую дверь:
– Почему ты не пошел за ним?
– За Деганом? Ты издеваешься? Он если чего и стремался, так это меня, идущего по пятам. Он знает меня чересчур хорошо и слишком ловок, чтобы позволить мне это.
Я не добавил, что он заслуживал лучшего отношения с моей стороны, а если и нет, я вряд ли одолел бы в таком состоянии пять кварталов.
– В таком случае тебе придется найти его заново. – Волк хмыкнул, явно не убежденный. – И уломать.
– Ты что, не слушал? Я пытался, он не желает возвращаться. Он, черт возьми, даже не хочет в орден и больше озабочен его спасением извне.
– Слышал, – откликнулся Волк. – Не будь дураком. Бронза – Деган, и в сердце он горит желанием снова нацепить меч.
– Ну так пока непохоже, чтобы голова у него ладила с сердцем.
– Тогда тебе придется выяснить, чем занята голова, чтобы сердце последовало за ней.
– Ага, прямо сейчас и займусь. – Я принялся расстегивать дублет в надежде, что Волк поймет намек. – Слоновая кость и бумаги, не вопрос. Я уверен, что это большая редкость в городе, битком набитом кустарями и поэтами.
– Все дело в слоновой кости.
Я протер глаза буграми ладоней. Он, видно, не уймется? Ладно, я подыграю, если это поможет выставить Волка за дверь. Рулить и доказывать, что дело безнадежно, я буду потом, когда приду в чувство.
– А что в ней особенного?
