О чем, однако, эта пьеса, черт ее подери?
Я буквально слышал, как потешается Кристиана. Она бы учуяла это за версту, но я? Нет, только не придворные интриги, и тем более в Джане.
Один день сверху. Проклятье!
Я развернулся и снова подошел к Хирону. Встал рядом, привалился спиной к столу и уставился в его стену.
– Какие у нас варианты? – спросил я.
В засохших цветах я признал душицу и шпорник, имперские пурпур и глубокий индиго. Привез с собой или нарвал и засушил уже здесь? Может, букет собирала жена?
Сведения, в которых я не нуждался, но любопытствовать привык.
– Варианты? – повторил Хирон. – Я предлагаю поскорее уехать.
– Все настолько плохо?
– Может оказаться, что да. – Хирон поерзал в кресле. – Послушай, если вы останетесь, я раздобуду для вас другой перевод пьесы, хотя не думаю, что это поможет.
– Она запрещена?
– Уже годы. Самим деспотом.
Я кивнул. Не самая изящная подстава, но незачем и мудрить – речь шла о кучке имперских актеров. Никто не произнес ни реплики, а карты уже покрапили не в нашу пользу.
Это привело меня в бешенство.
– Я вывезу труппу, – пообещал я.
Нравилось мне это или нет, я оставался их патроном и отвечал за них.
– Но не себя?
Я глянул на клинок. Старый, но в отличном состоянии, в потертых кожаных ножнах, щедро смазанных маслом.
– Я не закончил дела.
– Моего господина прогневали не актеры, – заметил Хирон. – Ты их патрон, и твое имя нашептали кому нужно. Как только визирь обнаружит, что тебя нет в труппе, он прикажет найти. И он тебя найдет.
– Все равно получится пара лишних дней, – возразил я, глазея на длинный меч.
Рукоять выглядела костяной и была обвита цепью, другое дело – крестовина. В обе планки, которые были немного загнуты в направлении острия, было встроено по три пересекавшихся кружка. Что до навершия, оно было выковано в форме тюльпана с тремя сомкнутыми лепестками.
Меч явно имел имперские корни. Я задумался, принадлежал ли он в свое время Хирону или остался от стародавних войн.
– Для чего? – поинтересовался Хирон.
– Много для чего, – ответил я, шагнул вперед и почти машинально провел пальцами по крестовине.
– Что за дела? – повторил Хирон уже раздраженно. – И будь любезен не трогать руками.
– Найти товарища, – сказал я, остановив руку, но не убрав ее. – И вернуть кое-что…
Я оцепенел. Мой взгляд перешел с гарды на рукоять. Слишком гладкая для кости, слишком изысканная. И с тиснением неладно. Это больше напоминало…
– Ах чтоб тебя!.. – проговорил я почти шепотом.
– В чем дело? – осведомился Хирон.
Он оставался позади, но встал, как я понял по голосу.
То, что я принял за прошивку в крестовине, не было ею. Белая субстанция, выступавшая над сталью, предстала не сквозной гипсовой прокладкой, а тщательно выделанными и глубоко внедренными в металл кусочками другого материала. Я так и видел, как при правильном освещении они обретут молочную прозрачность. Точно слоновая кость.
– В чем дело? – повторил Хирон.
Я переводил взгляд с костяных вкраплений на длинную рукоять слоновой кости, после чего потянулся и быстро сдернул ножны. Штырьки под крестовиной удерживали меч на месте, давая коже соскользнуть и обнажить бледную сталь в серо-белых узорах. А также одинокую вытравленную слезу.
– Эй!
Я увернулся от руки, которую Хирон попытался положить мне на плечо, и выронил в ладонь запястный нож. Быстро отступив, я одновременно показал лезвие и уклонился от прикосновений.
– Объясни, – произнес я, – на кой тебе черт понадобился деганский меч, которому больше двух веков. Искренне советую быть убедительным.
Хирон какое-то время таращился на меня. Затем его брови поползли вверх.
