добром.
– Очень хорошо. – Волк посмурнел. – Но если ты что-нибудь найдешь, я хочу услышать об этом первым.
– Не парься.
Он что-то проворчал, но не больше. Достигнув подножия следующей лестницы, мы свернули в арочный проход, который вел в партер. Я остановился на три ступеньки выше толпы и посмотрел на сцену.
Второй акт был в самом разгаре. Вместо Тобина там находился Езак в роли калифа Хесада. Он расхаживал по подмосткам, оправдывая Тобина, то бишь Абу Ахзреда, перед членами совета. Конечно же, разглагольствовал он, такие слухи о столь верном и ценном советнике не могут не оказаться ложью! Он не удостоит их дара доверия! И так далее, и тому подобное…
Я хорошо знал эту часть. Через несколько минут Абу Ахзред заключит сделку с джинном и нападет на Халифат. Сцена наполнится трупами, вспыхнет магический поддельный огонь, и рождение Деспотии предстанет в мрачнейшем свете, каким оно виделось на протяжении поколения. По сути, мы были на грани запрета и высылки.
Я повернулся к публике. Она была захвачена вся, до последнего зрителя. Я видел глаза, пожиравшие каждую мелочь, и уши, вбиравшие каждое слово и оттенок. Улыбки и хмурые брови, смех и отвращение – отклики были рассеяны по залу, как раковины на морском берегу. Предсказать поведение толпы, когда случится намеченное, было невозможно; неизвестно, как она отреагирует на действия людей падишаха. А я понимал, что эти действия воспоследуют.
Я снова дотронулся до носа и поднял взгляд на падишахскую ложу. С моего места была видна только верхушка тюрбана, но свита вокруг и позади него представала как на ладони. Мне было ясно, что там хватало зорких глаз, следивших за пьесой, и тренированных губ, гладко переводивших реплики. Ни у кого на балконе не могло быть сомнений насчет того, куда катилось действие и что будет сказано о рождении и природе Деспотии.
И все же среди помощников и стражей не наблюдалось особого оживления: ни озлобленного наклона к царственному тюрбану, ни спешного жеста – повелительного или негодующего. Там, можно сказать, установилось спокойствие.
О чем он думает, будь он проклят?
Ладно, не беда. Не хочет прикрывать лавочку – пусть, мы подготовились и к этому. Хаоса выйдет меньше, чем я хотел, но отвлекающей суматохи будет достаточно. Пора начинать.
Я снова повернулся к сцене, но глаз не поднял и сосредоточился на кучке потевших, бормотавших и жестикулировавших перед ней мужчин и женщин. Их было пятеро, все Рты, все доставлены по требованию Тобина для освещения сцены и присмотра за пиротехникой, которая была нужна для постановки дворцовых и морских сражений. Труды всех йазани были оплачены падишахом, но нынче вечером двое из них принадлежали мне.
Я дождался, когда тот, что был пониже и без значительной части правой руки, отвлекся и встретил мой взгляд. И я кивнул.
Затем повернулся к выходу.
Волк заморгал. Он глазел на падишахскую ложу, но теперь переключился на меня.
– Это было оно? – спросил он.
– Будет, – ответил я.
– Но что…
Речь Волка прервала яркая красная вспышка, сопроводившаяся подобием приглушенного громового раската. Только гром, как я знал, разлетелся с балкона двумя этажами выше, где восседали в ошеломленном молчании пахан и его домашний Рот, тогда как бумаги, которые я предоставил в их распоряжение, исходили искрометной магией, оживленной из партера. Магией, которую любой сведущий волхв даже издалека определит как имперскую. Магией того рода, что, вопреки наглядным задачам и целям, была подозрительна на предмет призывания джинна или кого-то чертовски похожего на него в неприятной близости от падишахской особы.
Магией, которую Рааз и его господин заключили в бумаги так, чтобы самим и взорвать. Ибо, как бы им ни хотелось приобрести записи Джелема, они еще больше возжелали покарать Жирное Кресло, после того как я сообщил им, что именно он стоял за нейяджинкой, которая атаковала их в погребе.
Хорошо, что месть практикуется не только преступниками и придворными.
Я бросил через плечо прощальный взгляд аккурат перед тем, как до публики дошло, что магическое сражение, как будто уже растекшееся над нею, не было частью представления. Она ударилась в панику. В тот же миг я встретился глазами с волхвом. Тот улыбался как дурак.
Между нами всколыхнулась толпа, и он исчез. Через секунду скрылся и я.
29
Испытывая соблазн сэкономить время и устремиться в парк падишаха по главным проспектам, я все-таки предпочел закоулки. Отчасти по привычке, но много больше из-за того простого факта, что я понятия не имел, сколь грандиозно или скверно обернутся события в театре. Магия предназначалась в основном для эффекта, чтобы привлечь внимание падишаха и волхвов, а также предоставить Раазу и его господину возможность спасти положение, схватив закурейскую шишку, которая была достаточно дурной, чтобы ввозить контрабандой в город имперскую магию, не говоря о ее применении в опасной близости к сыну деспота. Что еще, кроме измены, могла означать подобная комбинация?
