зрением.
Я медленно сел и потер затылок. Ладонь осталась сухой – уже спасибо. Я пару раз глубоко вздохнул и снова огляделся. Вон там как будто контуры ступни, а там – еле видный изгиб… ножны? Согнутая нога? Трудно сказать.
Я рассматривал то ножны, то ступню. Потом швырнул в ноги пустой мешок.
Налет движения, намек на смазанный янтарный блик – и ступня убралась. Важнее было то, что мешок изменил направление на полпути, будучи либо блокирован, либо срезан. В любом случае я понял, чего ожидать.
Я посмотрел на мое оружие. Да, откровенная приманка.
Положил руки на бедра и молвил:
– Я не дурак.
– Вижу, – отозвался тонкий мужской голос. Он прозвучал сзади, где прежде не было ничего, кроме голой стены, которая и осталась, когда я обернулся. – Но лучше удостовериться.
– Будь уверен, я не схвачусь за клинки.
– Это я тоже вижу.
Молчание.
– Ну? – спросил я.
И они приступили ко мне.
Не все сразу, но быстро, один за другим. Янтарные мазки, промельки движений – кисти, ступни, колени, локти. Я вертелся как уж на сковородке, опрокидываясь и уворачиваясь от ударов реальных и мнимых. Пригнуться под рукой тут, уклониться от корпуса там, отшатнуться из-под замаха скорее наудачу, чем обдуманно, и на закуску врезать разок-другой. Однажды даже попал, пускай и по касательной. Меня вознаградили удивленным хмыком.
Все это время я старался как мог, напрягая ночное зрение. Не может же быть, чтобы я засекал только движение, – увидел же ногу, когда еще было тихо; приметил же эти ножны или хрен их знает что там было такое. Ведь должен быть способ вычленить их и выудить из ночи, в которую они облеклись. Неужто нет?
Я все еще всматривался, когда стопа впечаталась мне точнехонько в грудь. На краткий миг между ударом и реакцией тела я различил силуэт нейяджинки: нога выставлена, корпус отведен, рука направлена в пол для усиления толчка. Затем она исчезла, а я завалился навзничь. Приземление вышло жестким, и я не столько покатился, сколько скорчился.
– Джеффер ани, – сказали из темноты ледяным тоном.
– Ариба… – произнес мужчина, назвав мою противницу по имени. В его голосе было поровну предупреждения и гнева.
Девица фыркнула и даже не потрудилась приглушить шаги, отходя от меня.
Значит, проверка. Но для меня или для них?
Я прерывисто вздохнул, не ведая, как много выдержу еще, зато доподлинно зная, сколько хочу.
Затем сел и упокоил руки на коленях.
– Довольно, – проговорил я, заставляя себя расслабиться и не нарываться опять. – Я не собираюсь развлекать вас танцами в темноте. Хотите отметелить – давайте, но я отказываюсь быть учебной мишенью.
– Будь это «танцем», имперец, ты был бы покойник, – возразил мужчина, теперь уже справа. Он обходил меня. – Я просто хотел проверить то, что слышал о тебе.
– Например?
Молчание во тьме. Затем:
– Зажгите фонарь.
Я закрыл глаза и пригнул голову. Мигом позже звякнул кремень. Вскоре я уловил огонь свечи сквозь сомкнутые веки. Медленно разлепив их, я вбирал свет, сменивший ночное зрение, пока жжение не прошло.
Их было трое. В темноте мерещилось, что больше. Они обступили меня плотным треугольником.
Я почему-то ожидал, что нейяджинка окажется в черном, но все они были в одеждах насыщенного, чуть не мерцавшего цвета индиго. Двое носили куфии, а женщина, судя по контурам одеяния, предпочитала тугой тюрбан. Все прикрывали нижнюю часть лица свободными концами своих головных уборов. Ступни и кисти были обнажены, но обладали тем же глубоким, полуночно-лиловым оттенком, что и наряды. Краска или что-то другое?
Фигура передо мной присела на корточки. Одежда этого мужчины была роскошнее и в то же время более изношена, чем у других; поверх нее был накинут балахон из той же материи.
Он отвел свободный конец куфии, обнажив бесцветные рот и подбородок. Последний зарос грубой белой щетиной, и когда человек улыбнулся, я мигом представил себе скалящегося шакала. Косматые седые брови, тронутые синькой, нависали над темными очами в покрасневших глазницах.
– Я, разумеется, хотел выяснить, обладаешь ли ты темным ви?дением, – сообщил он тем же тонким и скрипучим голосом, каким говорил на улице. – И
