некоторых бойцов сейчас запечатлелось простое выражение прямого и полнейшего восторга.
— Хорошо. Я постараюсь, — пообещал командир группы захвата.
И всё закончилось.
9
«Голова болит несносно, просто раскалывается». Это была первая мысль Хромого Лавра, когда он пришёл в себя. А ещё голова казалась какой-то пустой, и боль словно сковала её обручем. Хромой Лавр попробовал пошевелиться и не почувствовал затёкших ног.
— Симеон, — слабо прохрипел он. — Матвей…
Хромой Лавр уставился на дверь, не понимая, как такое возможно, чтобы охранники ушли без дозволения… И тут он вспомнил.
«Меня ограбили. — Лавр поморгал, подтягивая под себя ноги. — Забрали всё. Всё! А Симеона с Мотей убили. Вот почему они не отвечают». Он попытался встать и чуть не рухнул, провалившись в пустоту, — ну да, ведь ноги затекли.
«Ограбили. Но хорошо, что не убили. Жив курилка, жив». Он повторил попытку, теперь облокачиваясь на стол. Высохшее горло болело, будто изрезанное, и сейчас ему потребовался большой глоток слюны. Это не принесло облегчения, лишь приступ тошноты подкатился из желудка. Хромой Лавр вцепился в край стола.
— Меня ограбила баба, — шершаво выплюнул он. — Средь бела дня! Пока её подельники разбирались с моими парнями.
Рой самых мрачных мыслей уже пробрался в его болевшую голову. В том числе и о том, что он сейчас поставит на уши весь «Лас-Вегас» — нападение произошло средь бела дня, и о том, что откопает ту стерву из-под земли и лично живьём сдерёт с неё кожу. А потом неожиданно всё стихло.
Хромой Лавр стоял посреди своей комнаты и хлопал глазами. Его коробка с ячейками, куда он складывал дневную выручку, сортируя всё по точкам сбора, покоилась на столе. Рубли столбиками, дмитровские ассигнации разложены по номиналу и перевязаны нитками — ничего не тронули.
С правой стороны стола находился неподъёмный металлический ящик, обшитый деревом под цвет остальной мебели, с хитрым замком, ключ от которого Хромой Лавр носил на шее. Там грабителей ждал гораздо более крупный улов — касса…
Спустя минуту Хромой Лавр тупо смотрел на ключ в своей руке, которая всё ещё дрожала от волнения. Ящик не вскрывали, касса была на месте.
Он облегчённо вздохнул — обошлось, хвала небесам. Обнаружил, что листки с важной и тайной бухгалтерией слетели со стола, но… их тоже не тронули. Даже его позолоченный «стечкин», за который любой лихач на канале продал бы душу, и тот не взяли.
Всё было на месте. Хромой Лавр нахмурился. «Тогда чего ж, а? Зачем?»
Совсем скоро выяснилось, что оба его охранника живы и здоровы, хоть и провели какое-то время связанными, с кляпами во рту, в обществе друг друга, швабр и половых тряпок.
Что всё это значит? Хромого Лавра вдруг посетила смутная и неприятная мысль, что, может, он ещё не очухался и всё это ему просто кажется. Что всё так хорошо? И вовсе всё не обошлось?
Это было неправильно. Непонятно. Если б что-то взяли… совсем другой разговор. А так… Это какая-то ерунда! Это не по-людски. Неправильно. Не пропало ничего. Вообще никакого ущерба. Ничего не изменилось, всё осталось по-прежнему, будто никто и не приходил. Только голова гудит. Тогда зачем?
Неправильно.
Это было непонятно, и это… пугало. Подобные безупречные нападения не организуют просто так.
— Ну что, будем подавать жалобу? — потирая висок, спросил уже небледный Симеон.
Хромой Лавр угрюмо взглянул на своих охранников. Всё же кое-какой ущерб ему удалось обнаружить. Одно небольшое измененьице он всё-таки нашёл. Прицел телескопической трубы оказался сбит. Хромой Лавр всегда отличался постоянством, граничащим с педантизмом. И всегда заканчивал наблюдение за работой своих «нищих» одинаково. Труба должна была быть повёрнута в сторону Яхромы. Потому что предпоследней шла лакомая развилка Дмитровского тракта, и в завершение длинного трудового дня — яхромские причалы, куда уже под утро яхромские велорикши доставляли игроков и иную гулявшую публику.
Сейчас подзорная труба смотрела на шлюз № 3. И хоть шлюз справедливо считался самым красивым на канале, но…
«Кому он сдался! — подумал Хромой Лавр. — Туда даже грошовые экскурсии организуют, чтоб рассмотреть каравеллы. Это не то. — Он снова перевёл взгляд на балкон: красноватая поверхность телескопической трубы, блестевшая на солнце, показалась ему необычайно яркой и… зловещей. Он вздрогнул, потом коротко, но тяжело вздохнул. — Там произошло что-то другое. Что-то… плохое».
— Жалобу? — надтреснуто повторил Хромой Лавр. — Скольких ты видел, Симеон?
— Одного. — Охранник виновато опустил взор. — Говорю ж, он был один. Ловкий, шельма. Сначала отключил Мотю, а потом, — унылый вздох, — в
