сделает Ваня-Подарок. Бумеранг, пролетевший через столп света, сейчас вскроет брюхо тумана, и тут уж Ваня-Подарок не подведёт. Ещё он успел увидеть, что альбинос позаботился о Еве, предупредил её заткнуть уши и широко раскрыть рот, чтобы не оглушило.
А следующая мысль была совсем уж забавной: ведь на самом деле бумеранг, вопреки общему мнению, не является оружием. И точно так же, как сейчас действуют гиды, действовали когда-то австралийские аборигены: бумеранг, пролетая по зарослям и густой листве, лишь вспугивал птиц и прочую живность, а оружием были лук, стрелы да отравленные дротики. А потом бумеранг вошёл в туман, и внутри Хардова стала белая ослепительная тишина.
5
Когда они закончили стрельбу, в ушах Матвея Кальяна ещё стоял звон. Он сглотнул, широко раскрыв рот, и с удивлением посмотрел на берег, уже почти чистый. Лишь по разбитой сорочанской дороге, низко стелясь, отползали клочья тумана.
«Эти скремлины — просто диво, — ошеломлённо подумал Кальян. — И гиды тоже. Будет что рассказать».
Не прошло и нескольких минут с тех пор, как на мосту и по обоим берегам вблизи него стояла чёрная непроницаемая мгла. И было темно, как в сумерках. Но как только луч упал на туман, тот сразу же в месте соприкосновения начал светлеть. Это белёсое пятно поплыло, увеличиваясь концентрическими кругами и принуждая туман менять цвет от чёрного через серый к белому. Но не только.
Луч будто прожёг туман, взрезал его пополам, и тот начал расползаться в стороны, рваться на части, образуя по центру моста расширяющийся просвет. И тогда Матвей Кальян увидел, как в стенке просвета мелькнуло какое-то чудовищное перепончатое крыло, тут же скрывшееся обратно в туман. Бумеранг, брошенный Хардовым, пролетел через столп света и теперь разрезал мглу, раскрывшуюся рваной раной.
Возможно, Матвею это только показалось, но бумеранг будто сам светился, обнажая не только движение теней, прячущихся в тумане, но и какие-то вполне осязаемые тёмные скользкие пятна. По ним гиды и открыли огонь. Матвей Кальян так и не сообразил, когда Анна успела отпустить зайчиху. Но теперь она сжимала двумя руками небольшой никелированный револьвер, из дула которого поднималась тоненькая струйка дыма.
Бумеранг вернулся. Кальян даже не удивился, что снаряд почти сам лёг Хардову в руку. Подарок и Рыжая также прекратили стрельбу. Мост надвигался, и гиды выжидали. Столп света всё ещё бил по мосту, но его интенсивность начала иссякать.
— А ну, шевелись, парни! — вдруг закричал Кальян, словно почувствовав, что такое не может продолжаться долго, а ещё ощутив, что с угасанием этого света уходит какая-то нежная радость, которую он видел лишь краем, но так и не понял. — Поднажмите, как будто черти жгут нам пятки!
Но это оказалось излишним. Туман отпрянул, быстренько подбираясь, раздвигался по мосту, как сценический занавес. Но если на правом берегу остался лишь скукожившийся островок, накрывший цистерны, по левому берегу туман отползал, как раненое животное. Матвей услышал жалобные хрипы, перемежаемые хищным шипением, но, возможно, это ему только показалось. Туман уходил, пятился по левому берегу обратно, к болотам, из которых пришёл. Последние его клочки редели и развеивались, как будто их раздувало ветром, которого здесь не было.
— Всё, — сказал Хардов, ставя оружие на предохранитель. С края моста свисало какое-то студенистое тело, и оно с шипением испарялось на солнце. Хардов посмотрел, как уходит туман, пожал плечами. — Нелепо.
— Ты словно сожалеешь, — усмехнулась Рыжая Анна, — что всё закончилось так быстро.
— Какое-то нелепое нападение, — подтвердил гид.
— Хардов, — Анна посмотрела на зайчиху, забившуюся в тень под лавку (но такое с молоденькими скремлинами после их первых визитов в туман случалось часто). — А может, белая зайчиха просто оказалась очень сильной?
— Может быть, — нехотя согласился гид. — Ладно… Капитан, правь под мост к левому берегу. Наберём для Фёдора зубной воды.
Тогда Ева вскрикнула. Островок тумана на правом берегу стелился уже по самой земле, будто впитывался ею. Один из тех мародёров лежал, перекинувшись, на сцепке вагонов и был похож на нелепую тряпичную куклу, мешок с костями. Из него словно высосали, моментально выпили всю влагу, превратив в сморщенную мумию. Свисающие плетьми руки оказались почему-то тёмно-коричневого цвета.
— Не смотри туда, дочка, — сказал Еве Матвей Кальян и понял, что впервые так назвал девушку за всё время рейса. — Не стоит.
— Это… Как?.. Это…
— Не надо. Бедняге уже не помочь.
Лодка, не задерживаясь, прошла под левой опорой, и Хардов зачерпнул ведро воды.
— Этого хватит, — пояснил гид.
Гребцы, как и требовал капитан, изо всех сил налегли на вёсла, спеша поскорее покинуть это место.
Матвей Кальян только начал поворачиваться, чтобы лишний раз приободрить девушку. Движение тени оказалось очень быстрым. Что-то достаточно тяжёлое прыгнуло Кальяну на грудь, вцепившись когтями в ворот шкиперской куртки. Мелькнула уродливая взлохмаченная морда, налитые тёмно-красным
