Хардов что-то сделал с ней. Он спас её, как спасал всегда. Он спасал их сейчас, но… Даже если туман сейчас пожрёт их, она больше уже ничего не боится. Он вытащил её из кошмарной высохшей пустыни, где она чуть не оказалась. Спас. И она поняла, что на это способно лишь огромное любящее сердце, и поняла, как она любит это сердце, сердце её доброго медведя. Перед тем как уйти, он вернул ей себя. И это самое дорогое, что она несёт сейчас на руках… Она спасёт его. Будет идти вперёд, пока достанет сил. Как она могла не верить, как могла бояться, когда вокруг столько любви? Это самое дорогое, с кем у неё был миг, который, возможно, больше никогда не вернётся. Но только она его спасёт. И если он захочет в ужасе отказаться от неё, она это поймёт. Она это примет. Но она его спасёт…
Ева вдруг обнаружила, что они уже переходят тракт. Попыталась чуть разогнуться и поняла, что всё это время спина неимоверно болела. Ноги почти не слушались. Но она пошла вперёд ещё быстрее. И почувствовала, что рука Фёдора ожила. Её сердце застучало быстрее. Фёдор слабо сжал её плечо, попытался поднять голову, прохрипел:
— Где Хардов?
Холодная тень дохнула в спину, мгла подползла к тракту. Ева не стала оборачиваться. Лишь переместила руку, взяла Фёдора за ладонь, сжала пальцы. И беззвучно рыдая, всё же смогла улыбнуться ему:
— Всё хорошо, Фёдор.
Он поднял взгляд, успел прошептать:
— Где?.. Туман поглотил его?
Ева покачала головой:
— Справимся…
«Будут всегда стеречь тебя».
Когда прозвучал седьмой выстрел, пришли мгновения страшной тишины. А потом голоса оборотней переросли в торжествующее улюлюканье. Вой наполнился ликованием. Охота контура закончилась.
— Хардов, — прошептала Раз-Два-Сникерс.
Что-то непостижимо печальное сдавило ей грудь. Она не стала думать о том, что оборвалась ещё одна ниточка, связывающая её с Лией. Она чувствовала что-то совсем другое: сейчас, в эту самую минуту, от неё отняли часть, отняли огромную невосполнимую часть того, что, оказывается, было её… контуром.
— Хардов, как же так?.. — Ей нечем себя успокаивать. Нечем, кроме того, что она гид. И у неё оставалось в этом проклятом городе одно небольшое дело.
Ева с Фёдором только что перешли Дмитровский тракт. Вот и пришёл срок. Было пора. Она выдержала. Дала им уйти достаточно далеко. Туман полз и снова накрыл почти весь город. Но даже дети знают, что «почти» не в счёт.
Раз-Два-Сникерс подняла ракетницу высоко над головой.
— Ну, Волнорез, не подведи, — проговорила хмуро. И вдруг улыбнулась. И увидела, что небо в этот страшный день, оказывается, необычайной синевы. Той, прежней Раз-Два-Сникерс больше не существовало.
Ракета взлетела высоко, прорезая в этом синем небе большую дугу, падающую в сторону канала. Колюня-Волнорез не спал. Не подвёл. Тут же взлетела вторая сигнальная ракета. Потом следующая. И совсем вдалеке — ещё. Раз-Два-Сникерс не особо-то рассчитывала на ненадёжную телефонную связь. Поэтому расставила «своих мальчиков» от линии застав вдоль всего канала вплоть до «Комсомольской». Так надёжней. И когда тёмную массу мглы в острие клина стали наполнять сжирающие её изнутри огненные языки, она убедилась, что и Фома тоже не спал.
— Как ярко, — произнесла чуть ошеломлённо. Словно прощальным приветом мелькнула мысль: «Зря ты, Шатун, меня не послушал»; но она не стала произносить это вслух.
Отсветы пламени ещё играли в холодных глазах Раз-Два-Сникерс, когда сделалось очевидным, что всё сработало. Туман встал. Замер. Пусть, вероятно, и ненадолго, но прямо сейчас он будто выцветал, теряя колорит, становился пустым, безжизненным.
Ева обернулась, возможно, чтобы убедиться, что погоня на время прервалась, а возможно — бросить прощальный взгляд на колокольню. А потом, перехватив Фёдора поудобней, двинулась дальше. К шестому шлюзу, за которым для них было спасение.
Раз-Два-Сникерс отогнала лёгкое облачко печали, повисшее над ней, развеяла, затрясла головой. «Я не буду грустить, — мысленно обратилась она неизвестно к кому. — Обещаю… Я даже постараюсь выжить».
Страх и опустошение, наверное, были совсем рядом. Но сейчас их оттеснило какое-то другое, гораздо более сильное чувство.
— Давай, Ева, тащи, — произнесла Раз-Два-Сникерс. — Не подведи! Не подведи… Хардова.
Она замолчала. И вдруг поняла, что должна закончить эту фразу по-другому. Что теперь имеет на это право. Она улыбнулась и прошептала:
— Не подведи
