Фёдор восторженно кивнул.
— Правда, многие не выдерживают, потому что не приходят чистыми. О таких говорят, они не умеют летать.
— Я тоже не умею, — засмеялся Фёдор.
— Нет, ты другой, — промолвила она. — Тебя это не беспокоит. Ты ведь давно преодолел всё это.
— Что?
Где-то сбоку и над их головами воздух пришёл в движение. Что-то захлопало, попытавшись выпорхнуть из тумана, какие-то тёмные пятна. И Фёдор встрепенулся, но она отмахнулась от этого незваного движения, и туман вокруг них засиял ещё ярче.
— Что? — повторил Фёдор.
Мгновенное беспокойство уже улеглось. Казалось, ещё чуть-чуть, и юношу переполнит такая сияющая роскошь, что он оторвётся от земли и взаправду сможет летать.
«Как прекрасно, — подумалось Фёдору. — А ведь я знал… Знал…»
Фёдор повёл рукой, где она держала его. Что он знал? Вновь что-то захлопало в молоке тумана, словно чёрные крылья крупной птицы, и… Откуда она знает про Хардова? Что-то во всём этом не так. Ну, допустим, гид часто ходит в туман. Но ведь она знает не только Хардова. Она знает его. И даже детское прозвище. Кто она? Ведь Хардов предупреждал, что туман может показывать наши собственные страхи. Предупреждал. А какой здесь страх его?
— Нет здесь никаких чудовищ, — успокоила она.
Фёдор вздрогнул и благодарно улыбнулся. Она ещё нежнее взяла его за руку. Но… Что-то уже изменилось в тумане. Мелькнуло тёмным пятнышком, проскользнув в восторженный строй Фёдоровой души. Что-то тягучее и вязкое ухватило его за ноги, мешая попыткам воспарить. Он сказал ей, что за свою жизнь и собаки-то не обидел. Но так ли в действительности чиста его совесть? А может, он и не другой вовсе? С чего она взяла, что он сможет летать? Нет, не сможет. Потому что… кто-то очень далеко звал его. Вероятно, только показалось,
и уже растаяло. Она попыталась крепче ухватить его и одновременно мягче, дружелюбней. Но…
— Как бы я хотел, чтобы ты оказалась права, — вдруг, словно извиняясь, сказал Фёдор. Что-то было не так. Он не умеет летать. И она знает это.
— Ну зачем ты? — Мгновенная капризная нотка в голосе Лии тут же сменилась прежней нежностью. — Пожалуйста. Нет никаких чудовищ.
Её руки держали Фёдора за рукав куртки. Она слегка перебирала пальцами. Но если бы кто-то со стороны посмотрел на них, то смог бы увидеть, что её рука продолжается дальше куртки. Она вытянулась, изогнулась за его спиной, уже даже больше не походя на руку, хоть и не изменив своего телесного цвета; длинная тонкая вытянувшаяся плоть заканчивалась, пульсируя, у юноши на шее, в том месте, куда упала, небольно кольнув, какая-то веточка или насекомое.
— Зачем ты? — успокаивающе повторяла она. — Я Лия, и я не сержусь на тебя. Так зачем же?
Но некому было увидеть этого в тумане. Как и того, что юноша давно уже не стоит на тропинке, ведущей с Лысого дозора в обход болот.
— Зачем?
— Не знаю, — сказал Фёдор и снова попытался улыбнуться. Но теперь это далось с трудом. Он смотрел на её прелестное личико, белое платье, восхитительные босые ноги. И пытался понять, что было не в порядке.
— Наверное, дело во мне, — произнёс Фёдор.
И тут же голос, звавший его, прозвучал намного ближе.
Юноша рассеянно повернул голову и тихо спросил:
— Хардов?
— Ну зачем?! — горячо зашептала она, и зелёные глаза вновь попытались наполнить его сияющей радостью. — Тебя всё это
— Нет, Лия! — вздрогнул Фёдор. — Ведь ты, ведь тебя… Ты же…
— Т-с-с, — промолвила она, лучезарно улыбаясь. — Я знаю. И я не сержусь.
Юноша плотно сжал губы. И снова посмотрел на её босые ступни. Сглотнул.
— Отпусти, — попросил он. И добавил: — Твои ноги…
— Что, милый? Что с моими ногами? — улыбнулась она. — Там нет никакого хвоста.
Нет. Конечно. Только с самого начала мог бы догадаться. С самого начала был обман. Её босые ноги, которыми она ступала по топкой грязи болотных тропинок.
