Канал имени Москвы

Мунир, сидевший на приподнятой руке Хардова, захлопал крыльями, и серая дымка несколько развеялась. Небольшие лужицы с возвышающимися кочками были затянуты ковром ричии, и там что-то хлюпало, но привычного жужжания болотного гнуса и иных летающих тварей здесь не было. Напротив, во всём, даже в этой странной тишине ощущалось давящее присутствие чьей-то непостижимой и злой воли. Да и была ли эта тишина? Вот только что… У Фёдора снова дёрнулась челюсть. Возможно, показалось, дурнота всё ещё не развеялась, но от этого еле уловимого шёпота словно что-то леденящее проникало в кровь, заставляя её стыть.

— Я… не помню ничего, — виновато промолвил Фёдор. — Вроде бы шёл за вами по тропинке… и что-то кольнуло меня в шею.

— Всё, сдохла. — Хардов показал ему то, что держал в руке: мерзкая плоть конвульсивно дёрнулась напоследок и наконец затихла. — Сейчас тебе станет легче. Это болотная пиявка. Водится только здесь. На канале также известна как червь. Её слизь довольно ценная штука, вызывает видения.

— Ну да, я слышал. — Фёдор рассеянно кивнул. — Слизь червя.

— Именно. При неправильном применении очень опасна. — Гид повернул коченеющий трупик в пальцах, будто заинтересованно разглядывая его, и пояснил: — Ты сам сюда пришёл. Точнее, она тебя привела.

Хардов отбросил мёртвого червя в сторону, и юноша подумал, что тот сейчас растопчет трупик, но этого не случилось. Лишь тёмный, вызывающий непомерную тоску шёпот повторился, только теперь гораздо отчётливей. В этом тумане вокруг явно что-то таилось, да и Хардов вовсе не собирался теперь подобное отрицать, — нечто отвратительное, возможно, всё ещё нерешительное, но наполненное ядом и жадным нетерпением.

— Ну что, чуть легче? — спросил Хардов, а Мунир, словно принимая участие в беседе, вновь захлопал крыльями.

Фёдор посмотрел на ворона и понял, что ему действительно легче.

— Да, — с благодарностью сказал он и попытался объясниться: — Я почувствовал лёгкий укол, когда мы спускались с Дозора, как будто веточка упала или…

— Просто так болотные черви ни на кого не нападают. — Хардов покачал головой. — Редки они, оттого и так ценны. Тебя нашёл Мунир. Ещё чуть- чуть, и могли бы не успеть. Ты не хотел отдавать её.

— Я… — Фёдор облизал губы, сухость во рту приобрела какой-то горьковатый привкус, — вроде бы разговаривал с кем-то.

— Что ты видел? — быстро спросил Хардов. Лицо гида, казалось, оставалось бесстрастным, только вот взгляд стал каким-то очень испытующим.

— Я… не помню, — честно признался Фёдор. — Вроде бы… Не помню.

Хардов помолчал, затем кивнул:

— Хорошо. Но постарайся, это может быть очень важным.

— Постараюсь, — пообещал Фёдор. И посмотрел на щупальцеобразный трупик червя. — А… почему она привела меня сюда? Здесь её логово, да?

— Возможно, а возможно другое, — неопределённо ответил Хардов и подумал: «Нас уже действительно вовсю ищут. Успеть бы только до заката выйти к ступеням. Давай-ка, парень. Вспоминай, что видел, я должен знать, сколько у нас времени».

Вслух он пояснил:

— Эта дрянь впрыснула в тебя немало слизи, пока сосала кровь. Поэтому ты не заметил перехода. — Взгляд гида оставался таким же цепким, испытующим. — Обычно слизь вызывает эйфорию. Иногда показывает нам самые заветные желания, а иногда — небо в алмазах. Поэтому так и ценится на канале. Дороже патронов и оружия. Намного дороже.

Хардов поморщился и подумал, что так и осталось неясным, каким это образом Шатуну удалось организовать добычу этой дряни. Нахождение здесь, в гиблых болотах, чревато само по себе, и Хардову не раз доводилось видеть «старателей», которым зато, чтобы выбраться отсюда, пришлось заплатить собственным рассудком.

Но факт остаётся фактом: Шатун сбил цены и заделался основным поставщиком слизи на канал. Шатун всегда не до конца разделял моральные нормы их Учителя, и ещё в школе гидов его интересовали запретные знания. Как и их всех. Но безболезненно ходить сюда, в место, за визит в которое может быть выставлена самая роковая плата… Хардов догадывался, что это, вероятно, связано с тем давним происшествием, когда Шатун невольно оказался на линии взгляда Второго (или вольно — вот ещё один вопрос, который так и не даёт покоя), но насколько далеко зашла перемена и что сейчас в действительности происходит с человеком, которого он когда-то почитал за брата и делился последней краюшкой хлеба, Хардов не знал. Он не знал, как рассудок Шатуна справляется со всем этим, насколько он уже на самом деле по другую сторону. Оставались лишь догадки. Одна мрачней другой.

А Фёдор молодец. Сам отдал пиявку. Любая попытка сорвать червя насильно могла бы оставить парня в той эйфории, куда ушёл его разум, и мы получили бы на руки просто овощ. Молодец Тео. Хотя как посмотреть. В его сознании было много зацепок, чтобы отличить одно от другого, как и в сознании самого Хардова. Человек с более простой организацией психики, да чего там, — гид усмехнулся, — с более чистой совестью мог и не вернуться. Только вряд ли подобные вещи делают кого-либо счастливей. Но всё равно, молодец Тео. И он ещё может оставаться счастливым, хоть короткая передышка и подходит к концу.