— И я сделаю это. Чтоб не было никаких сомнений.
— Понимаю.
Хардов взял небольшой плоский камушек и бросил его в воду. Прежде чем утонуть, камушек бойко запрыгал по поверхности.
— Я к тому, что, возможно, ты её больше никогда не увидишь, — сказал гид.
— Ладно, — кивнул Фёдор, но это слово оставило во рту прелый, горький привкус.
— Иногда кое-чем приходится жертвовать, друг мой. — Хардов отыскал на ступеньке ещё один подходящий камушек.
— Для чего? — сказал Фёдор. Его короткой, низкой и какой-то очень нехорошей усмешки Хардов, скорее всего, не заметил.
— Для чего? — задумчиво повторил гид. — Честно говоря, что-то в таком духе я и ожидал от тебя услышать.
И он снова швырнул камешек в воду. Раздалось несколько плесков, и всё затихло. А потом где-то очень далеко послышался ещё один всплеск.
Фёдор посмотрел на тёмную воду: круги от камушка ещё не разошлись, и свет от месяца покачивался на поверхности.
— Нет, я понимаю, долг и всё такое, — сказал Фёдор.
И, пожав плечами, прикусил губу.
— Именно из-за этого, «всё такое». — Хардов наконец посмотрел на юношу. — Ты можешь поступить, как легко. Тебе действительно так и будет. Первое время. Но только, друг мой, совсем скоро эта невыносимая лёгкость раздавит тебя. Опустошит и выкинет, раздавленного и больше ни к чему не годного.
Фёдор помолчал. Потом спросил:
— Я вас сильно подвёл? Ну… на болотах?
— Не сильно. — Рука Хардова стала нащупывать следующий камушек, затем застыла; гид пожал плечами. — Мы успели выйти к Ступеням вовремя, так что всё в порядке.
— А мне кажется, не всё в порядке. Мне кажется…
— Кажется — крестись! — рассмеялся Хардов. — Это дурацкая пословица, но, прости, здесь она подходит.
Фёдор отвёл взгляд, наблюдая, как гид запустил третий камушек, а затем пристально посмотрел на Хардова.
— У меня есть невеста в Дубне. Вероника. Так её зовут.
Так что с этим проблем не будет.
— А вот это неверно, — негромко, но жёстко произнёс Хардов. — У тебя нет невесты. Я видел, как она с тобой поступила. В трактире. Был там.
— И что?
— Не прячься за фальшивые обязательства. И не путай их с долгом. Не стоит подменять одно другим.
Фёдор отвернулся и, словно огрызаясь, пробубнил:
— Ничего я не подменяю.
Хардов ему мягко улыбнулся:
— Одно продиктовано трусостью, для другого требуется мужество. Прости за пафос, но я тебя видел, знаю. Внутри тебя этого достаточно. Но чтоб это принять, тоже требуется мужество.
— А вы ведь всё равно не знаете ответа на вопрос, — вдруг сказал Фёдор.
Брови Хардова еле заметно поползли вверх. «Он всегда был таким, — подумал гид. — Внутри него кремень. И… упрямство».
— На какой же? — поинтересовался Хардов.
— Для чего всё это.
Гид кивнул; когда он заговорил, голос его показался не то чтобы усталым, а, может, чуть печальным:
— Очень скоро каждому из нас предстоит ответить на этот вопрос. Я знаю, какой дам ответ. Надеюсь, что знаю, и надеюсь, что не ошибусь. Скоро и ты узнаешь. — Хардов легко коснулся груди юноши. — Ответ внутри тебя.
Снова раздался этот плеск в ночи, только теперь значительно ближе. Было в нём что-то тревожное и угнетающее одновременно.
— Идём, — поднимаясь, сказал Хардов. — Он уже рядом.
— Капитан, — позвал Хардов, — я думаю, мой друг Ваня-Подарок уже сообщил вам, для чего мы здесь.
— Команда всё знает, — согласился Матвей-Кальян.
— Хорошо. Тому, кто пожелает, завяжут глаза. Если такие есть, об этом надо сказать сейчас.
Кальян обдумал услышанное и снова кивнул:
— Э-э, мы тут поговорили… В общем, конечно, парни напуганы, но никто не хочет пропустить представление.
— Это не представление, Матвей.
— Нет таких.
