«Пожалуйста, – показал самец гориллы жестами, – я знаю, что предал тебя. Но разве ты сам не видишь? Мы никогда не победим их. Я просто пытался выжить. Рыжий сказал мне, что люди обещали оставить нас в живых, если мы будем помогать им».
Он вспомнил тот момент в траншее, когда Рыжий убедил его переметнуться к врагам, пока еще имелась такая возможность. Потрясенный видом десятков убитых и покалеченных обезьян, Снежок сделал выбор, о котором сейчас жалел всем сердцем.
«Прошу тебя, – показал он жестами. – Прости меня!»
Цезарь остался равнодушен к его мольбам. Его слова, слетевшие с губ, были наполнены едва скрываемой яростью.
– Мой сын… моя жена… они мертвы.
«Голубоглазый? – подумал Снежок. – Корнелия?»
Чувство вины смешалась со страхом в душе гориллы. Он знал, конечно же, что обезьяны умрут, когда рассказывал Полковнику, как найти крепость за водопадом, но имена и всплывшие в памяти лица погибших ранили сильнее, чем опасался Снежок. Теперь он понял, что Цезарь никогда не простит его.
Пронзительный смех солдат, проходивших мимо шатра, вселил в него последнюю отчаянную надежду спастись. Тени солдат виднелись сквозь сетку, закрывавшую окна палатки. Снежок открыл рот, чтобы позвать на помощь, но Цезарь закрыл ему пасть лапой, заглушая вопль. Другая его лапа с неожиданной силой железной хваткой взяла Снежка за горло. Он повалил изменника на землю, Лука и Ракета бросились ему на помощь, сдерживая сопротивлявшуюся гориллу. Один против троих – он ничего не смог сделать. Но он все равно продолжал сопротивляться, пытаясь высвободиться, позвать людей, пока не стало слишком поздно. Он знал, что от этого зависит его жизнь.
«Обезьяны не должны убивать обезьян», – так учил Цезарь.
Но Коба к ним не принадлежал…
Прижимая Снежка к земле и зажимая ему рот, чтобы не орал, Цезарь посмотрел в сторону людей-солдат, стоявших снаружи – на стене палатки виднелись темные силуэты. Он с тревогой заметил, что некоторые из этих теней повернулись к палатке, как будто привлеченные приглушенным шумом борьбы. Их резкий смех подозрительно затих.
«Тихо! – подумал Цезарь. – Больше ни звука!»
Он еще крепче сжал горло обезьяны, но тот не прекратил бешеного сопротивления. Хотя его держали три обезьяны старше его возрастом, белый самец гориллы изо всех сил старался вырваться и позвать на помощь. Его розовые глаза уставились на тени солдат, которые были его единственной надеждой. Цезарь изо всей силы сжал горло Снежка, все сильнее и сильнее сдавливая его, пока обезьяна не затихла. Цезарь, сдерживая дыхание, пристально наблюдал за тенями на стене, и через какое-то время у него вырвался вздох облегчения, когда солдаты, отвернувшись от затихшей палатки, продолжили свой путь. Он немного подождал, застыв над своим врагом, пока тени совсем не пропали из виду.
Он медленно выдохнул, за ним выдохнули Лука и Ракета. Друзья кивнули Цезарю, а потом мрачно уставились на неподвижное тело Снежка. Они выпустили из своих рук обезьяну-предателя, но он остался лежать где лежал и больше не боролся за свою жизнь. Цезарь снял свою руку со рта гориллы – тот не дышал. Налитые кровью глаза незряче смотрели на стену палатки.
Снежок погиб – от руки Цезаря.
Осознание этого поразило вожака обезьян, хотя он прекрасно понимал, что Снежок сам выбрал такую судьбу. Лука и Ракета опустили глаза, не в состоянии встретиться с ним взглядами, а Цезарь, выпустив из руки горло обезьяны, пытался понять, чтo он сделал. Даже Кобу вожак не убивал – он просто позволил своему врагу упасть. Цезарь никогда раньше не убивал обезьяну голыми руками.
До сегодняшнего дня.
В безопасном отдалении от людских палаток обезьяны мрачно сидели вокруг своего костра. Смерть Снежка огорчила его бывших друзей и наставников, отрешенно смотревших на огонь, и каждый, наверное, по-своему оценивал ужасную судьбу гориллы. Или так Цезарю казалось.
«Он это заслужил», – наконец показал жестами Ракета.
Морис кивнул, но его мрачное выражение лица опровергало это заявление. Орангутанг не принимал участия в том, что случилось в лагере, он остался, чтобы присмотреть за лошадьми и человеческой девочкой, но кончина Снежка повлияла и на него. Морис учил законам Цезаря целые поколения обезьяньих детей. Снежок тоже был его учеником.
– Это война, – сказал Лука, как будто пытаясь убедить самого себя. Снежок был протеже старой обезьяны, перед тем как отвернулся от себе подобных. Теперь Лука должен был смириться и со смертью Снежка, и с его предательством.
Цезарь, погруженный в свои мысли, не сказал ничего. Он задумчиво отхлебывал из фляги, сделанной из выдолбленной бутылочной тыквы, пока не заметил, что рядом с ним сидела девочка. Она пристально смотрела на него своими безмятежными голубыми глазами. «Ее одну, – подумал Цезарь, – не коснулись жуткие события этой ночи».
Он внимательно посмотрел на девочку, моментально проникнувшись к ней благодарностью за то, что она отвлекла его от тяжелых мыслей, и протянул ей фляжку, к которой она жадно припала; холодная вода потекла по ее подбородку. Ему стало интересно, что за история приключилась с ней, а затем он