грех на душу. Не мешайте мне. Скайвал прибывает завтра вечером, – сказал наконец. – Улетайте, инспектор, сделайте милость. Дальнейшее… уже моя забота.
Инспектор аккуратно взял с тарелки кусок мясного пирога и откусил. Он жевал, глядя в окно на двух обнаженных до пояса каторжников, которые вытаскивали из бочек белые, сверкавшие в свете фонарей черепа лысых койотов. Черепа скалились кривыми, сильно выдававшимися вперед резцами, таращились черными провалами глазниц. Каторжники щетками сметали с черепов остатки стружек и кожеедовых личинок.
Возле бочек Ларри Лопух с приятелями подкармливали песчаную совку. Вообще-то она должна была до осени находиться в спячке, в этой своей ячейке, которую выгрызла в бамдубовом дереве. Первые дожди размочили бы «цемент», превратили в жидкую грязь, – и совка проснулась бы. Теперь она, разбуженная раньше срока, вяло ползала по стальной клеточке, иногда взмахивала крыльями. На нее брызгали водой, протягивали сквозь прутья кусочки хлеба, сырого мяса и овощей. Совка деликатно брала их передними лапками, подносила ко рту и отщипывала по кусочку. Иногда вздыхала, иногда попискивала. Шевелила перистыми усиками.
– Знаете, я почти поверил вам, мистер Шлоссман. – Он сделал глоток из чашки, отставил ее, поднялся. – Есть только одна загвоздка. Я слышал ваш разговор с Поллардом. Вот в этой самой комнате, перед обедом. Об ошибках, которые кто только ни совершал. И о том, что два взрослых человека всегда смогут договориться. – Мистер Хук посмотрел в упор на фокусника. – Допускаю, что обстоятельства меняются – и люди тоже. Убийца может стать образцовым членом общества. Безутешный от горя отец – простить его, даже пожать ему руку. А потом, когда выяснится, что старое дело разворошили…
Незаметным, почти змеиным движением мистер Шлоссман поднялся и наклонился вплотную к инспектору. Лицо его исказилось, глаза сузились.
– Осторожнее, мистер Хук. Следите за тем, что говорите.
– Вы угрожаете мне, мистер Шлоссман?
Тот помотал головой – словно громадный пес, отгоняющий настырную муху. Встопорщил черную бороду.
– А я ведь снова недооценил вас, инспектор! Черт возьми, кто бы мог догадаться!..
Он развернулся, в два шага оказался возле двери и запер ее на ключ.
Мистер Хук даже не шелохнулся: стоял у окна, наблюдал за хозяином.
Тот молча вошел в спальню, присел у тумбочки. Ящики не выдвигал, но в руке его, словно из ниоткуда, оказались револьвер и плоская серая коробочка.
Фокусник встал перед мистером Хуком, положил коробочку рядом с его чашкой. Пальцем откинул крышку – под ней оказался всего один предмет.
Пилюля ярко-оранжевого цвета, с насечкой, разделяющей ее надвое.
– Ладно, – сказал мистер Шлоссман. – Вы это заслужили, инспектор. Поговорим начистоту.
6. День Обнуления
Позднее в своем докладе, посвященном инциденту в Плевке, детектив-инспектор Джон Хук отмечал: предполагать, что оный инцидент случится, не было ни малейших оснований. Оба подозреваемых в один голос утверждали, что не имеют претензий друг к другу, более того – помощник шерифа, господин Питер Поллард, попросил инженера и по совместительству – иллюзиониста колонии, мистера Шлоссмана, об услуге: выступить на празднике его, мистера Полларда, Обнуления – и получил согласие. Означенные господа в течение всего пребывания в колонии отличились примерным поведением, отсутствием административных взысканий, мягким нравом. Поэтому то, что произошло в субботу, двадцать второго июля восемьсот шестьдесят первого года, шокировало всех без исключения колонистов – и осужденных, и полноправных граждан.
Разумеется, как и полагается, доклад детектива-инспектора был лаконичен и содержал лишь значимые факты. Именно поэтому в нем, к примеру, не упоминалось, что погода в тот день была на удивление приятной. Задалась, как говорится, с самого утра: солнечная, но в меру прохладная, даже с легкими тучками на небе. Суббота у большинства осужденных была свободным днем, так что в предвкушении они потянулись на площадь сразу после завтрака. Там уже стояли столы, но пока пустые, и помост – но с плотными ширмами со всех четырех сторон и новенькими черепами койотов на пиках. Что творилось за ширмами, никто не знал, и это было особым наслаждением – гадать и предвкушать.
Ближе к полудню приехали первые телеги с угощением: вином, хлебом, фруктами. Таким-то летом здесь все это стоило немало, и люди знали: шериф Эйслер оплатил львиную долю угощения из своего кармана. Зятя он уважал, а уж в дочке и внуке – души не чаял. Вдобавок для Эйслера и губернатора это был удобный случай показать, что любой может выйти из минуса в ноль, построить жизнь заново.
Шерифу подали Черную книгу, Эйслер внес соответствующие изменения в статус мистера Полларда, вскинул раскрытый разворот, чтобы все видели. Затем взял клещи и самолично перекусил дужки замочка, скреплявшего ошейник. Похлопал, пожал руку зятю. Тот был, пожалуй, слегка на взводе, но понять можно: такое событие!
