Пробежать под артогнем километр – в принципе, можно. И даже не со слишком большими потерями – орудия стреляли нечасто. Хотя, когда снаряд падал в опасной близости…
Но – пробежали.
Свалившись в небольшую ложбинку, немцы перегруппировались и по команде офицеров рванулись вперед.
Что может сделать артиллерийская батарея, когда её атакует в рассыпном строю пехота?
Жахнуть почти в упор, надеясь, что осколки снарядов не покосят прислугу у орудий?
Именно это и произошло – с расстояния в восемьдесят метров орудия дали свой последний залп. Скорее, для острастки, ибо навести орудия толком – неопытные артиллеристы просто не сумели. Разрыв снаряда опрокинул пару человек – и все. Больше перезарядить орудия уже не успеть…
И не надо.
Стоявшие в засаде (и забросанные по самую крышу ветками) танки развернули свои башни… а из неприметных ямок выкатили пулеметы пехотинцы противника.
Сколько там осталось пробежать назад? Километр иногда бывает слишком длинным… длиною в жизнь.
– Все, сержант! Пушки подрываем – и ходу! Сейчас немцы очухаются, наверх сообщат – и будет нам всем тут кисло! Атаку сорвали, на час-другой их отвлекли – уже хорошо! Всех мы не перебьем, нечего и мечтать! Пару взводов накрыли снарядами, сколько-то ещё пулеметы покосили – отлично! При нашей-то организации и это – уже верх удачливости.
– Товарищ капитан! А как же… может, хоть одну с собою утащим? У немцев и тягачи есть! Снаряды в кузовах лежат…
– Сержант! Десять минут на все про все! Не успеешь пушку прицепить – рванем и её к такой-то матери!
Суматоха.
Беготня…
Скорей-скорей!
Ракутин всей шкурой ощущал надвигающуюся опасность. Авиация… вот главный враг сейчас! Нечего им будет противопоставить. Слишком хорошо помнил он атаку самолетов у моста. Так там хоть окопы были, а здесь? Ровное место – от колонны останутся рожки да ножки.
Лязгнули затворы трех орудий, принимая снаряды. Толовые шашки для подрыва Алексей готовил сам – как-никак, а это делать он умел!
Выбросив из выхлопных труб облака сизого дыма, исчезли за бугорком последние машины. И тогда Ракутин махнул бойцам рукой – давай!
Стукнули банники, досылая в орудийные стволы взрывчатку. Дождавшись, когда отбегут в сторону красноармейцы, капитан побежал мимо пушек, поджигая запальные шнуры.
Один, второй… третий!
Всё!
И опять бежит навстречу земля – скорей-скорей! Вот он – спасительный бугорок…
Хренак!
Ого, как неслабо поддало!
Хрясь!
Да… из этих пушек больше не пострелять…
Бабах!
Всё – кончилась батарея.
А теперь – ходу!
Нельзя сказать, что немцы оставили подобную наглость безответной.
Батальон, хоть и понес некоторые потери, боеспособности отнюдь не утратил и по-прежнему представлял собою серьёзную силу. Только вот повредить пулеметным и минометным огнем танки – задача далеко нетривиальная. А пушек у немцев уже не осталось.
Так что только запоздалые трассера, высверкнув на танковой броне, рикошетами ушли в небо. Досталось, правда, грузовикам – там брони не имелось. Несколько раненых бойцов, лежавших в кузовах, были убиты.
Не сбавляя хода, танки развернули башни – и на вражеских позициях заплясали разрывы снарядов. Скорее – для острастки, ибо стрельба с ходу оказалась малоэффективной и почти неприцельной. Только тридцатьчетверка положила свой снаряд относительно нормально, пулемет поперхнулся и какое-то время молчал.
И то сказать – эта стрельба в спину чем-то даже помогла отступающим. Во всяком случае, когда шедшие головными тридцатьчетверка и броневик подошли к деревне – огня оттуда не вели, признали за своих.
– Танки – загнать в сараи! Стену проломил – и туда. Сейчас немцы налетят – покажут нам кузькину мать!
Ракутин, спрыгнув на землю, повелительно взмахнул рукой.
– В темпе! Пушку тоже замаскируйте – хоть сеном забросайте, что ли…
