Поселенцы примыкали к процессии сзади. Кривой тоже влился в толпу. Они спустились в подземный коридор и поднялись уже за стенами крепости. Миновали фруктовый сад и остановились на поляне, усеянной крестами. Пока немногочисленными, с два десятка, что говорило о молодости поселения Край.
Гроб поставили у ямы, чтобы дать последнюю возможность проститься с покойной. Волк начал поминальную речь, но Кривой ее не слушал, изучал лица присутствовавших. Кто плакал, кто смотрел в ноги, кто – пустым взором перед собой. Скорбь, смущение, глубокая задумчивость, отстраненность… В глазах Беркута пылали гнев и жажда мести, у Михаила глаза блестели от сдерживаемых слез. Варвара выглядела все такой же подавленной, как и при последней встрече. Ворона смотрела с жалостью на Беркута. Волк, казалось, говорил искренне, с дрожью в голосе.
Кривой присматривался к каждому, до кого дотягивался взгляд. Не заметил ни одного злого, торжествовавшего, стыдливого, виноватого лица. Только несколько окаменелых не позволяли читать себя. За такими масками могли скрываться какие угодно чувства.
Кривой так увлекся, что не заметил, как похороны подошли к концу. Мужчины осторожно опустили гроб в яму и принялись засыпать. Несколько женщин разного возраста безудержно рыдали, причитали – должно быть, родственницы Алены. Многие подходили к ним, приносили соболезнования, а потом ручьем перетекали к полноватому лохматому юноше, жали ему руку, кивали, скучно поздравляли.
Кривой тронул тщедушного мужичонку с бородкой клинышком и спросил:
– Извините, я задумался. Что произошло, кто тот мальчик?
– Волк назвал преемника. Панда – добрый малый и с умом. Характером мягковат, да Волк, может, его выдрессирует.
Кривой заметил, как от толпы отделилась худая тень и помчалась прочь, на холм.
– Он переживет, – раздался рядом голос Волка, старик смотрел туда же, куда и Кривой.
– Лис зол на меня, – тут же объяснился Волк. – Надеялся, что я снова его возьму к себе в ученики.
– Снова?
– Да, еще до Алены я обучал его. Дух у мальчика сильный, как у лидера. Да и умом Бог не обделил. Своенравен только, непокорен. Мы часто с ним спорили. На все у него была своя точка зрения, отличная от моей и других старейшин. Лес для него – соперник.
– А для тебя союзник? – насторожился Кривой.
– Мы все здесь стремимся к этому.
– Каким образом? Задабривая Лес, как друиды?
– Извини?
– Да брось. Ты ведь сам говорил, как вы похожи на кельтов.
– Я не мог такого говорить, потому как ничего не знаю о кельтах. Я – доктор медицинских наук, не исторических.
Кривой взглянул на старца недоверчиво, спросил как бы между прочим:
– После того как я выпил твое зелье, ты еще долго сидел со мной?
– Когда снаружи утихло, люди стали выбираться наверх и обнаружили Алену. Я был обязан покинуть тебя.
– То есть убийство произошло во время Шторма, когда все попрятались в казематы?
– Шторм так и не случился, – помотал головой Волк.
– Я ведь четко слышал его приближение. Ты сам говорил.
– Да, меня это тоже удивило. – Волк что-то недоговаривал.
– Думаешь, это связано с убийством?
– Я боялся, что и ты придешь к этому. Да, судя по всему, смерть Алены успокоила Лес. Не знаю, как такое возможно. Тут был задействован какой-то ритуал.
– И никто из старейшин…
– Никто. Извини, но мне необходимо поговорить с Лисом. Мальчик, наверное, считает меня предателем.
– Позволь, сначала я. Надо прояснить кое-какие моменты.
– Это так важно?
– Поверь, – твердо сказал Кривой.
Волк кивнул, произнес:
– Он, наверное, на том холме, у двойной березы. Его любимое место.
Березы росли рогаткой, выгибаясь дугой. На одном стволе лежал Лис, на другой мальчик закинул ноги. С холма открывался вид на Таракановский форт и кладбище. Люди с факелами отсюда казались светлячками.
– Уходи, – буркнул Лис.
– Чего нос повесил? – примирительно спросил Кривой.
– По-моему, глупо об этом спрашивать после похорон.
