Только сидеть мне все тяжелее…
Наверное, баба Валя поняла это. Она отвела Катю в соседнюю комнату. Дала ей выпить какую-то настойку и, кажется, уложила в постель:
– Отдыхай. Сейчас сон для тебя лучшее лекарство.
«А для меня? – проскользнула вялая мысль. – Меня-то она не укладывает. Значит… уже бесполезно?»
Я сам лег на лавку, подложил рюкзак под голову и опустил веки. События такого длинного дня проплывали в памяти, но теперь особо не волновали. Единственное, что не давало провалиться в забытье, – мысль о невыполненном задании. Ребята так и не дождутся нового аккумулятора…
Скрипнули рядом половицы. Я чуть повернул голову и открыл глаза.
Баба Валя присела у стола напротив. И опять я чувствовал ее взгляд – тот самый, проникающий да самых печенок.
Шепнул:
– Приютите девочку – пока она не оклемается… Пожалуйста.
– Катя не сможет здесь остаться, – качнула головой знахарка.
– Жаль. Она пока слишком слабая… чтоб путешествовать в одиночку.
– Твой путь был трудный. Но он еще не закончен.
– Сколько мне осталось? – спросил я без обиняков.
Баба Валя вздохнула:
– Все зависит от того, сможешь ли ты поднять новую ношу.
– Я и чертов рюкзак теперь едва поднимаю.
– Это не то, что снаружи. Это внутри.
Опять загадки. Как я устал от всяких тайн… Гиблый лес с его сюрпризами, потом Огненная река. Теперь вот диковинная знахарка морочит голову. Нет бы честно сказать: надежды практически не осталось, Глеб. Проклятый упырь слишком круто тебя приложил…
– Надежда есть, Глеб.
Она что, читает мысли? Ничему уже не удивляюсь.
– …Но чтобы идти дальше, ты должен измениться. Это новая сила, но и великая ноша. Такая, что не каждому по плечу.
Я заморгал, пытаясь разогнать пелену перед глазами. Солнце, вероятно, шло к закату. В избе становилось сумрачно. Но все равно было понятно, насколько серьезное, почти строгое сейчас лицо у знахарки.
– Что это за сила? – прошептал я.
– В тебе есть искра – как в каждом из тех, кто не смирился. И даже более яркая, чем у остальных. Ты сумел одолеть Варавву – которого даже пули не брали. Ты научился быть таким же быстрым, как проклятые упыри. Но теперь этого мало. Теперь искра вот-вот погаснет – как лучина на ветру…
Она замолчала и глянула куда-то в окно. Там, за стеклом, ветерок шелестел желтой листвой. Поскрипывало где-то вдали сухое дерево – протяжно, будто раненая птица. Муторный звук. И внутри у меня было муторно. Но я не торопил знахарку. Я ждал, и вскоре, поверх всех звуков, опять зазвучал ее негромкий, но внятный голос:
– Иногда нам кажется, что у тьмы нет конца. Что все потеряно и мир уже никогда не станет правильным.
– А думаете… станет?
Она чуть кивнула:
– Трудно сохранить веру там, где победили Сумерки. Но когда весь мир летит к дьяволу в глотку, лишь одно удерживает нас у самого края.
– Вы о чем?
Знахарка повернула голову, опять окидывая меня почти физически ощутимым взглядом. И ответила буднично, без малейшего пафоса:
– О силе родной земли.
– Баба Валя, не надо… я уже не верю в красивые слова.
– А не надо верить в слова. Главное – уметь слушать. Бог по-всякому говорит с нами – иногда через тысячи, миллионы голосов, которые жгут больнее пламени. Но если нет огня – как разогнать тьму?
Я облизал пересохшие губы. Хрипло выдавил:
– Не понимаю… какие голоса?
– За сотни веков у этой земли было много защитников. Неужели ты думаешь, что их сила канула бесследно?
– И вы сумеете?..
– А ты, Глеб, сумеешь принять живую память твоей земли?
Ветер за окном нарастал. Он уже гнул ветки, срывая увядшие листья. А низкие набегающие облака гасили остатки вечернего света. Где-то вдали хлопала ставня.
Баба Валя молчала, словно ждала моего ответа.
