За ними наблюдают!.. Барри рывком натянул на себя и Морин одеяло, отчаянно оглядываясь в поисках скрытой камеры.
– Ты что? – удивилась Морин, ерзая под ним. Ей было неудобно.
Барри скатился с нее на кровать. Эрекция пропала напрочь. Прикрываясь одеялом, он поднял с пола трусы, натянул на себя и бросился к телевизору.
По БВТВ показывали, как они с Морин занимаются любовью. Морин была сверху. Камера показала крупным планом ее зад и руку Барри, скользнувшую между ягодиц.
– Сучьи дети! – прорычал Барри. – Подлые твари!
Телефон снова зазвонил. Они не стали отвечать.
Утром оказалось, что дом выкрашен в черный цвет.
Речь сочинялась с трудом. Барри привык писать диалоги, когда два персонажа обмениваются мыслями и мнениями. Другое дело – обращение к внешнему миру, способное встряхнуть и взбудоражить слушателей, чьи реакции сугубо индивидуальны и не зависят от творческой воли автора, не то что в романе. К тому же Барри никогда не был оратором, и на него сильно давила перспектива самому произносить текст, да еще и перед враждебно настроенной аудиторией.
Когда он зачитал вслух первый черновой вариант, получилось пятнадцать минут. Барри вычеркнул все, что мог, прочитал вслух Морин – все равно получилось двенадцать.
Придется безжалостно сокращать. Невозможно втиснуть все, нужно говорить о главном и привести только самые вопиющие примеры произвола.
Да только как выбрать, если они все вопиющие?
Барри прокрутил текст на экране, в сотый раз перечитывая будущую речь.
– Кассета кончилась! – крикнула с верхнего этажа Морин.
Барри бросился к ней. Он весь день и ночь записывал передачи БВТВ, а когда заполнялась очередная шестичасовая кассета, прокручивал запись в ускоренном режиме, проверяя, не покажут ли еще что-нибудь, снятое в их доме. Он вычислил, с какой точки вели запись в спальне, разобрал в том углу часть стены и нашел-таки видеокамеру, которую тут же и разбил вдребезги. Как ее ухитрились сюда поставить – загадка. Барри мог только предположить, что ее вмонтировали в стену еще при постройке дома.
Они кое-как заделали дыру, но вид у стены был еще тот. Морин повесила в этом месте репродукцию картины Джорджии О’Кифф в рамке, чтобы прикрыть вспученную шпаклевку.
Пока непохоже было, чтобы съемка велась в других комнатах, однако Барри считал, что Колхаун и компания на все способны, и продолжал отсматривать передачи «Бонита-Виста ТВ».
Накануне отчетно-выборного собрания наконец удалось составить более или менее удовлетворительную речь. Правда, она продолжалась не три минуты, а четыре, даже скороговоркой, но Барри решил, что договорит уже после того, как ему напомнят, что время истекло. Знаменитости на ток-шоу постоянно так делают, значит, и ему можно.
Барри и Морин рано легли спать – постоянное напряжение выматывало. В тот вечер они занимались любовью в первый раз с тех пор, как обнаружили видеокамеру. Потом еще немного поговорили о том, куда уедут, когда наконец вырвутся из Бонита-Висты. Постепенно паузы между репликами становились все длиннее, голоса звучали тише… Барри и Морин засыпали.
Барри не заметил, когда окончательно соскользнул в сон. Просто в какой-то миг оказалось, что он уже не лежит в своей постели, а сидит на жестком складном металлическом стуле рядом с другими жителями поселка. За столом на возвышении восседали Джаспер Колхаун и прочие члены правления в черных мантиях, сурово озирая собравшуюся толпу.
Председатель объявил звучным голосом:
– Ставлю на голосование вопрос о поправке к уставу, согласно которой все мужчины в поселке имеют право трахать Морин Уэлч в задницу, не спрашивая ее разрешения или разрешения ее мужа Барри. Кто за это предложение?
Взметнулось множество рук с четкостью нацистского салюта.
– Кто против?
