Перегнувшись через колени Морин, Барри шепотом спросил у Лиз:
– Сколько времени обычно продолжается собрание?
– Часа два-три, – прошептала она в ответ.
Два-три часа?
Улыбка председателя стала еще шире, хотя Барри готов был поклясться, что это невозможно. Неестественно растянутый рот придавал Колхауну сходство с ощерившимся волком.
– Мы начнем наше сегодняшнее собрание с самого важного пункта повестки дня: с утверждения нового, доработанного варианта устава.
Снова овация.
– У вас было достаточно времени, чтобы ознакомиться с поправками, изменениями и дополнениями. Все, кто за новый устав, прошу поднять руки!
Десятки рук взлетели вверх.
– Стойте! – закричал Барри, вскакивая. – Разве не будет обсуждения? Разве мы…
– Кто против? – спросил председатель.
Не успел Барри поднять руку или хотя бы закончить фразу, ударил председательский молоточек.
– Устав утвержден, – объявил Колхаун.
Барри стоял как оплеванный и растерянно озирался. Домовладельцы замерли, жадно ловя каждое слово из председательских уст. Их всех загипнотизировали, иначе не объяснишь! Но Барри сам понимал, что дело не в этом.
Морин тоже казалась оглушенной. В голове не укладывалось, что вот так, без обсуждения, утвержден совершенно новый вариант нормативного документа, который может изменить жизнь каждого в поселке, и никто даже толком не знает, какие именно внесены поправки.
Барри все еще стоял. Колхаун указал на него молоточком:
– Мистер Уэлч, сядьте, пожалуйста!
Барри не дрогнул.
– Я требую ответа: почему поправки не обсуждались? Обычно голосуют каждую поправку отдельно и лишь после того, как все получат возможность высказаться!
– Мы с вами живем в Бонита-Висте, – ответил Колхаун, как будто это все объясняло. – Пожалуйста, сядьте и не мешайте вести собрание.
Со всех сторон на Барри нацелились сердитые взгляды. Морин потянула его за рукав. Сейчас явно не время для протестов. Барри сел, чтобы не злить окружающих. В конце концов, он рассчитывал привлечь их на свою сторону. Массовая солидарность жителей поселка с правлением пугала.
Тем временем кто-то из членов правления передал председателю записку.
Колхаун, проглядев ее, кивнул и обратился к собравшимся:
– Поступило предложение искоренить всех кошек в Корбане. Как вам известно, мы уже начали борьбу с собаками, но главная наша цель – истребить всех домашних животных в городе и в конечном итоге объединить Корбан с Бонита-Вистой как единую семью. Ввиду этого предлагается приступить к истреблению кошек. Ставим на голосование?
– Да! – заревела толпа.
И снова Барри пришло на ум сравнение с церковной службой. Происходящее напоминало какой-то загадочный ритуал. Еще больше его встревожила сама суть вопроса, озвученного председателем. Барри уже давно понял, что городских собак травит ассоциация, но ему представлялось, что это делается по приказу правления. А выходит, все жители проголосовали за такую бесчеловечную жестокость? Мозг отказывался это принять.
Может, они и убийства детей одобрили, тоже единогласно?
По коже поползли мурашки.
– Кто за включение котят и кошек в перечень домашних животных, подлежащих истреблению, прошу поднять руки!
Руки дружно взметнулись в воздух.
Барри очумело озирался. Тина не подняла руку, зато Майк поднял. Барри почувствовал, как сводит желудок. До него наконец дошло: все его соседи, даже те, кого считал своими друзьями, с кем откровенничал на вечерах у Рэя, – это тоже ассоциация. Он винил во всем правление, словно сам Барри и его друзья-домовладельцы ни при чем. Они в стороне, отдельно… Да ничего подобного!
Правление существует не в вакууме. Кто-то их избирает, одобряет и поддерживает. Эти-то люди и дают реальную силу ненависти, расизму, нетерпимости.
Отчасти можно их оправдать конформизмом, желанием быть как все, но и у конформизма есть предел. Люди не просто голосуют «за» – они делают это с энтузиазмом. Сейчас, собравшись вместе, жители поселка проявляют свои истинные чувства. Вот она, темная сторона демократии. Затерявшись в общей массе, легче поддерживать дурные веяния.
Теперь стала понятна враждебность Хэнка, Лайла и прочих из кафе. В каком-то смысле Барри действительно был частью этой гнусной организации, как и все жители Бонита-Висты. Пожалуй, такие, как они с Морин или Тина, даже хуже других. Они голосуют против отдельных предложений, но допускают
