– Меня послал Рован узнать, как ваши успехи.
Фэйский принц и Аэлина сидели в таверне постоялого двора, попивая вино. Это было сделано нарочно, чтобы все шпионы Рульфа их там видели.
– Значит, ты можешь принимать облик любого человека, – с нескрываемым удивлением произнес Дорин.
Лисандра равнодушно пожала плечами. Ни дать ни взять – уличная шлюха, торгующаяся с клиентами.
– Это не так интересно, как ты думаешь. Вот если бы превратиться в дерево. Или в порыв ветра.
– И ты… действительно можешь превратиться?
– Разумеется, может, – ответил за нее Эдион.
Он тоже прислонился к стене, скрестив руки на груди.
– Нет, этого я не могу, – возразила Лисандра, наградив Эдиона сердитым взглядом. – А успехов у нас никаких. Не было даже намека на Рульфа или его людей.
Дорин кивнул, опуская руки в карман. Лисандра незаметно лягнула Эдиона. Она умела больно лягаться. Эдион и за это решил отыграться на Дорине.
– Значит, вы с Рованом не поубивали друг друга? – пробурчал он.
Дорин удивился нелепому и даже глупому вопросу:
– Начать с того, что он спас мне жизнь и сам едва не погиб. Что я могу к нему испытывать, кроме благодарности?
Лисандра ухмыльнулась. «Что, съел?» – говорила Эдиону ее ухмылка.
– Ты собираешься встречаться со своим отцом? – вдруг спросил молодой король.
Эдион поморщился. Эта «прогулка» с Лисандрой избавляла его от необходимости что-то решать. Аэлина его не спрашивала. Эдион подспудно опасался, что отец может появиться в «Океанской розе», хотя и на улице он не был застрахован от встречи с Гарелем.
– Естественно, собираюсь, – сухо ответил Дорину Эдион.
Лисандра не выказала ни малейшего удивления. В прежней жизни ее долго учили, как надо выслушивать мужчин и прятать все, что у тебя внутри.
Эдион не презирал Лисандру за ее прежнее ремесло, напоминавшее о себе сейчас. Но тех, кто годами растил из нее куртизанку, подсчитывая будущие доходы, он бы и сейчас задушил голыми руками. Аэлина рассказала ему, как Аробинн обошелся с возлюбленным Лисандры. Просто чудо, что эта женщина еще могла улыбаться.
– Передай Аэлине и Ровану, что помощь нам не требуется, – заявил Эдион. – Сами справимся.
Дорин сжался, затем молча повернулся и зашагал прочь. Со стороны он выглядел раздосадованным клиентом, которому не удалось подцепить приглянувшуюся шлюху.
– Эдион, этот человек немало выстрадал, – прошипела Лисандра, пихнув генерала в бок. – Мог бы держать себя с ним подобрее. От тебя бы не убыло.
– Этот человек ударил Аэлину кинжалом. Ты его просто не знаешь, а если бы знала, тебе бы расхотелось лебезить перед ним.
– Тебя никто не просит лебезить. Но доброе слово, крупица уважения…
– Не так громко! – одернул ее Эдион.
Лисандра понизила голос, но не замолчала:
– Он находился в рабстве. Его несколько месяцев подряд мучили и терзали. Отец и тварь, которая жила в нем. Он был марионеткой, вынужденной подчиняться чужой воле. Сам Дорин никогда бы не поднял руку на Аэлину. И если ты не можешь простить ему тот поступок, постарайся хотя бы проявить немного сострадания.
У Эдиона зашлось сердце – столько гнева и боли было в речи Лисандры. Надо же, какое слово она произнесла. Сострадание.
Эдион сглотнул. Оглядел улицу за спиной. Никто не охотился за сокровищем, висящим на шее Лисандры.
– Я Дорина знаю не первый год. Ответственности у него было ни на грош, зато высокомерия – через край.
– Я твою королеву тоже знаю не первый год. Цапались мы с нею, как две шальные кошки. Так неужели всю жизнь помнить детские обиды? Покажи Аэлине, что ты тоже вырос и готов по-иному смотреть на своих былых недругов.
– Я не знаю и не хочу знать, как вела себя Аэлина в отрочестве и из-за чего вы ссорились. Мне наплевать, что Дорин был порабощен демоном и только чудом не потерял разум. Вот смотрю я на него и вижу моих близких, которых убили по приказу его отца. И слышу, как Кавин – командир королевской гвардии Террасена – говорит мне, что Аэлина упала в реку и утонула. Я видел ее следы, обрывающиеся у моста.
Эдион не замечал, что дышит ртом, а пересохшее горло пылает жаром.
– Аэлина его простила, – сказала Лисандра. – Она ни разу не упрекнула Дорина.
Эдион зарычал. Лисандра ответила ему таким же рычанием. Ее лицо больше не было лицом живой куклы, приученной ублажать мужчин. Порывистая, несломленная, неукротимая. Эдиону показалось, что перед ним высятся Оленьи горы. Он вдруг ощутил себя в самом сердце Задубелого леса.
– Я попытаюсь, – хрипло буркнул он.
