сестры.
– Нирк и Омбриела не терзались угрызениями совести, когда доносили на нас командиру гарнизона.
Лоркан вышел на палубу. Элида двинулась следом. По берегам густо росли деревья, ограждая реку живым щитом.
На палубных досках темнело большое пятно. Элиде показалось, что оно мерцает в сумраке.
– Ты рассчитывал, что я поверю твоему вранью, – сердито заговорила она. – А как ты объяснишь вот это?
Лоркан лишь пожал плечами. Барку сносило к песчаному берегу. Лоркан перескочил к другому борту, схватил шест и оттолкнулся. Он убил человека, словно докучливого комара.
– Я же пообещала ему, что мы его отпустим.
– А я ему ничего не обещал. Советую впредь давать обещания только от своего имени.
Пальцы Элиды сжались в кулаки. В довершение ко всему, камень у нее во внутреннем кармане ожил и зашевелился.
Лоркан замер. Его руки впились в шест.
– Что это у тебя? – угрожающе тихим голосом спросил он.
Элида молчала. Черта с два она ему уступит. Черта с два позволит пугать себя и командовать собой. Скрываться от опасностей еще не значит убивать всех, кто окажется на пути.
– Я спрашиваю: что это у тебя?
Элида отказывалась говорить и даже прикасаться к камню. Он гудел и ворчал, словно зверь, приоткрывший глаз. Но она не решалась протянуть к нему руку. Камень ожил, однако Элида упорно не желала признавать очевидное.
У Лоркана слегка округлились глаза. Он положил шест и направился в каюту. Элида схватилась за кромку, не зная, пойти за ним или прыгнуть в воду и плыть к берегу.
В каюте Лоркан пытался открыть какую-то металлическую коробку, которая поддавалась с трудом. А затем…
От его гневного рева задрожали барка, река, деревья. Испуганно вспархивали длинноногие речные птицы. Потом он распахнул дверь, едва не сорвав ее с петель, и швырнул в воду куски сломанного амулета. Точнее, попытался. Бросок был настолько сильным, что обломки достигли берега и ударились в дерево, содрав большой кусок коры.
Лоркан был сильно взбешен. Таким Элида его еще не видела. Лицо превратилось в сплошную гримасу злости. Схватив шест (вероятно, чтобы не дать рукам задушить Элиду), он приблизился к ней и спросил:
– Что за вещь ты носишь с собой?
Вся его злость, требовательный тон и презрительное отношение произвели обратное действие. Элида не сжалась от страха. Ярость, охватившая ее, была холодной. Таким же холодным и ядовитым был ее вопрос:
– Почему бы тебе не перерезать мне горло и не посмотреть?
Ноздри Лоркана раздулись.
– Я не требую, чтобы ты мне верила. Но от этого поганого лодочника так и разило намерением предать нас при первой же возможности. Я это учуял еще на причале. Ты верно угадала: он бы опрометью бросился в город.
– Зачем ты мне это говоришь?
– Если тебя так взбудоражило, что я убил этого вонючего предателя, не представляю, как ты сумеешь полюбить свою королеву.
Элида растерялась. Как это понимать? Лоркан намекал, что Аэлина – еще большее чудовище, чем он?
– Ты про что говоришь? – не выдержала Элида.
Приступ его гнева ослаб, или же Лоркан посадил свою злость на цепь.
– Я тебе кое-что расскажу… Селена Сардотин – двадцатилетняя женщина, именующая себя самым лучшим в мире ассасином.
Лоркан презрительно фыркнул:
– Она убивала, наслаждалась своим ремеслом и двигалась по жизни, не испытывая ни раскаяний, ни угрызений совести. Она купалась в своей славе. А ранней весной ее неизвестно каким ветром занесло к нам на Вендалин. Одному из моих подчиненных – принцу Ровану из клана Боярышников – было приказано разобраться с нею. Но вместо этого Рован в нее влюбился, а она – в него. И после всего, чем они занимались в Камбрианских горах, она перестала называть себя Селеной, вернув прежнее имя.
Он хищно улыбнулся:
– Она вновь стала Аэлиной Галатинией.
Элида обмерла.
– Что? – только и могла произнести она.
– А то, что твоя огнедышащая королева одновременно является и непревзойденной убийцей. Ее этому начали обучать вскоре после того, как твоя мать погибла, защищая вашу королеву. Аэлину… или Селену… обучали тому же отвратительному ремеслу, каким владели убийца твоей матери и убийцы вашей
