незнакомого и в то же время давно известного. Манона не выдержала и застонала.
Пальцы Дорина осторожно приподняли ей подбородок. Губы Дорина приникли к ее губам, а его язык мягко, но настойчиво их раздвинул. Манона выгнула спину. Она подставляла свое тело его рукам и языку, пока ласки не лишили ее способности думать.
Прежде Манона никогда не теряла самообладания. Даже в редкие минуты близости. Ей это казалось проявлением слабости. Но сейчас она ощущала странное и совершенно незнакомое ей чувство свободы.
Пальцы Дорина наслаждались тугими мускулами ее бедер, откуда переместились к упругим ягодицам. Он крепко прижал ведьму к себе и, раньше чем она успела вскрикнуть, поднял на руки.
Манона обвила ногами его талию. Дорин понес ее на койку. Все это время его язык продолжал двигаться внутри ее рта. Уложив Манону, он неторопливо стянул с нее штаны.
И снова, чуть отодвинувшись, Дорин смотрел на нее, теперь уже совершенно голую. Его палец коснулся внутренней стороны ее бедра и стал подниматься к лобку.
– Я хотел тебя с того самого дня, как впервые увидел в Задубелом лесу, – прохрипел Дорин.
Манона потянулась, сняла с него рубашку, любуясь загорелым мускулистым торсом адарланского короля.
– Да, – только и ответила она.
Дорин трясущимися руками расстегивал пояс.
– Да, – повторила Манона, когда его пальцы коснулись ее лона.
Дорин ответил одобрительным урчанием.
Его одежда полетела на пол. Дорин осторожно вытянул руки Маноны вверх, за голову, и так же мягко прижал своими невидимыми руками. А его настоящие, умелые и грешные руки трогали и ласкали каждый уголок ее тела. Вслед за руками двигался его умелый и грешный язык. Возбужденная до предела, ведьма даже укусила его в плечо, иначе ее стон был бы слышен на всем корабле. И сейчас же почувствовала, как Дорин вошел в нее, глубоко и сразу.
Манону перестало заботить, кто она, кем была и кем когда-то обещала стать. Сейчас для нее не существовало ничего, кроме толчков Дорина. Она запускала пальцы в его густые волосы, гладила его спину. С каждым его толчком она взлетала на вершину, сгорая и леденея. Плоть, огонь и железо – это все, что она сейчас чувствовала. Ее изголодавшееся тело откликалось на зов его изголодавшегося тела. Сейчас существовало только это.
Больше. Ей хотелось больше… хотелось всего.
Кажется, она произнесла это вслух или даже умоляла его об этом, ибо Дорин – да хранит ее Тьма – дал ей просимое. Им обоим.
Замерев, он оставался на ней и в ней. Его губы замерли рядом с ее губами… после неистового поцелуя и горячего потока, затопившего ее лоно.
Манона дрожала, не до конца понимая, чтo он сделал с ней и ее телом. Когда Дорин убирал прядь с ее лица, у него дрожали пальцы.
К ней вернулись ощущения окружающего мира. Пронзительная тишина. И столько фэйских ушей за стенами каюты, которые вполне могли слышать все, что происходило внутри.
Дорин по-прежнему не выходил из нее.
– Это должно было сгладить острые углы, – сказал он, блеснув сапфировыми глазами.
Невидимые руки подняли с пола одежду.
– И как, сгладило? – спросила Манона.
Дорин осторожно провел по ее нижней губе и вздрогнул, когда она засунула палец себе в рот.
– Нет. Никакого намека.
Серый рассвет, проникший в каюту, посеребрил стены. Они оба заметили, что уже светает. С тихим стоном Дорин слез с нее. Манона подхватила свою одежду. Воинская жизнь научила ее одеваться быстро, почти на ощупь. Она завязывала тесемки рубашки, когда Дорин вдруг сказал:
– У нас с тобой все только начинается.
«И ты будешь укладывать меня, когда тебе вздумается?» – подумала она.
Эта чисто мужская фраза мгновенно вернула Манону в привычное состояние. Она оскалила зубы:
– Если в следующий раз не хочешь соприкоснуться с железными частями моего тела, помни: не ты один решаешь.
Дорин наградил ее еще одной чисто мужской улыбкой и покинул каюту столь же бесшумно, как и вошел. На пороге он замер, словно хотел что-то сказать в ответ, но ничего не сказал, плотно закрыв дверь. Он был до противного спокоен и самоуверен.
Манона смотрела на закрывшуюся дверь и проклинала свою кровь, которая снова вспыхнула. Она удивлялась, как позволила ему так обращаться с собой.
Никогда еще она не позволяла мужчине влезать на нее. Что сказал бы Дорин, узнай он об этом? А если бы еще она ему сказала, что ей хотелось впиться зубами в его шею и попробовать крови? И попробовать его в других местах?
Манона запустила руки в волосы и повалилась на подушку. Тьма ее сохрани.
