крови.
Господин представил, как срезает усмешку с бледного лица Викерса, а потом глубоко вздохнул и выдохнул. «Убей», – шептал его демон. «Еще нет», – ответил Блейд, подавив желание уничтожить мир, и вместо этого спросил:
– Он будет со мной биться?
Бэрронс пригласил его в свой кричаще яркий экипаж:
– Я попытаюсь его заставить. Если не станет драться с тобой, сам брошу ему вызов.
Блейд посмотрел, как Лео старается не наступать на правую ногу.
– Ты даже помочиться стоя не могешь, какая к чертям дуэль.
– А ты?
Господин нащупал на поясе кинжал:
– Долго этого ждал, у нас с ублюдком свои счеты.
– Как и у меня, – ответил Бэрронс. – Негодяй перерезал горло моему отцу.
Блейд оглядел величественный фасад дома Кейна:
– Я думал, герцог в полном здравии.
– Захворал. – И, понизив голос, Лео мрачно продолжил: – Щепотка лауданума и болиголова в его бладвейне. Знай он о моих планах, подвесил бы вверх тормашками и выпорол. У них с Викерсом соглашение, а я его нарушу.
– И надолго зелье его вырубит?
– Не так долго, как хотелось бы. Нам лучше поспешить. Пусть твои люди следуют за моими.
Блейд передал приказ подручным и запрыгнул в экипаж. Бэрронс последовал за ним явно менее проворно. Неизвестно, насколько серьезна его рана, но аристократишка не сможет сам драться на дуэли.
Блейд нащупал рукоятку кинжала. Та идеально легла в ладонь.
* * *
Башня из слоновой кости высилась почти до небес. Каждый этаж поддерживали мраморные колонны и готические арки, а подышать воздухом можно было на балюстраде. Поговаривали, что половина дел в этом мире совершалась здесь во время долгих медленных прогулок – как друзей, так и врагов.
Бэрронс, пытаясь сохранить должное изящество, вышел из экипажа и, слегка прихрамывая, пошел к двойным дверям. Блейд двинулся следом, рассматривая окрестности. Двое металлогвардейцев у парадного входа и около двадцати по периметру. Все огнеметы.
По пути Бэрронс объяснил, что металлогвардейцев в башне нет, они опасны и не могут действовать самостоятельно, лишь по четкой указке оператора. Ледяная гвардия состояла из грязнокровных из менее знатных семей Великих домов. Мальчиков, которые не имели права на кровавый ритуал, но которых инфицировали случайно.
Хотя Бэрронс шел ко входу так, словно даже не думал, что его могут не пустить, Блейд затаил дыхание. Пара дам, прогуливавшихся на площади, посмотрели на них и вытаращились, будто узнав лицо господина. Так и должно быть. О его дерзком противостоянии Эшелону давно нарисовали и издали множество карикатур, не забывая добавлять хозяину трущоб рога. Одна из женщин даже глянула на его голову, будто хотела увидеть именно их, пока спутница не утащила ее прочь, явно в предвкушении скандала.
– Ну вот. Теперь они всем растрезвонят, – прошептал Бэрронс.
Огромные готические арочные двери на мгновение накрыли их с Бэрронсом своей тенью. Повисла странная тишина. Блейд посмотрел на центральный башенный шпиль. Пара лестниц поднималась спиралью, переплетаясь. На каждом этаже оказалось полно комнат, но внутри башня была полой. А на самом верху находился едва заметный снизу атриум.
Члены Эшелона в ярких одеждах подходили к перилам, желая посмотреть, что вызвало такую суматоху. Они обмахивались веерами, и перья в головных уборах то и дело качались, когда их владельцы склонялись друг к другу и перешептывались, прикрывая руками рты.
Нервы Блейда натянулись, и в нем встрепенулась тьма. Онория где-то под этой крышей. Ему хотелось побежать и изрубить мечом всех этих павлинов, словно горячим ножом по маслу. Устроить в башне невиданное кровопролитие, дать им понять, что такое истинная жажда крови. Преподать урок, чтоб неповадно было красть его женщину…
На мгновение мир господина разделился на две части: в одной были только тени, а другой сверкал красками.
– Блейд? – Он едва почувствовал руку Бэрронса на своей и заметил настороженный взгляд голубокровного. – Ты что-то сказал?
Блейда охватил страх, но стоило моргнуть, и зрение прояснилось. Они уже одолели пол-лестницы, и он не помнил, как это произошло.
– Нет, эт не я, – выдавил Блейд.
– Над было на лифте поехать, – пробормотал Уилл, глядя на ногу Бэрронса.
Тот уже не хромал, но все равно шел с трудом. Считалось, что к атриуму ведет тысяча ступеней.
