клянусь Всевышним!
Ее тоже пару раз вытянули нагайкой, и баба замолчала.
Низенькая деревянная дверца за очагом стояла открытая. Из подземелья тянуло холодом и земляным смрадом.
– А и впрямь кошачьи следы, – наклоняясь, тихо заметил Бахадур.
– Оставь эти сказки, – зашипел Сахль. – Куда ведет ход?!
– За стену, к мосту аль-Фараз, – проскрипел евнух.
– К Малой хорасанской дороге, – пробормотал Бахадур.
И тут же рявкнул своим:
– Конный отряд к каналу Нахраван! Быстро!
Сахль повернулся к нему:
– Уйдут – будем иметь дело с Госпожой. А потом – со Стражем. Эта тварь понимает только язык фирманов. А согласно фирману щенок – наследник. К тому же джунгарской девки, нерегиль им всегда благоволил. Ты понял меня, Бахадур?
Парс сглотнул и молча поклонился.
Тряска замедлилась, носилки закачало, Шади истошно заорала – подстрелили, подстрелили верблюда! Паланкин повело в сторону, она завизжала, прижимая к себе плачущего навзрыд мальчика.
Погонщик орал что-то невообразимое. Удар о землю сотряс все внутренности, щелкнули зубы. Пытаясь выпутаться из занавесок, Шади увидела сквозь ткань силуэт мужчины – верблюжатник бестолково метался вокруг. Свистнуло, из горла тени проросла стрела.
Визгнув, Шади рванула занавески в сторону, прижала к себе ребенка и выглянула – кругом стояла сплошная пыль, ничего не видно.
Сжавшись, она сглотнула.
Мальчик замолчал, только смотрел на нее – преданно так, цепляясь ручками и ножками, как обезьянка. Молча так смотрел, серьезно.
– Раз. Два. Три, – скомандовала она себе.
Всхлипнула. Сжала зубы. И рванула с места – туда, где должно было проходить глубокое русло давно отрытого, но еще не заполненного водой канала. Кусты, она спрячется в кустах на склонах.
Из пыли на нее вынесся конь.
– Девка! Вон она!
Шади метнулась в сторону, копье свистнуло под ноги, она запнулась о древко, с криком покатилась, сжимая в объятиях цепкое теплое тельце.
Всхлипывая и молясь, она пыталась подняться. Слитный топот копыт и страшный, заливистый вой ворвался в уши. Ее вздернули за ворот платья:
– Сестренка!
Джунгарское лицо в разводах пыли и пота нагнулось ближе. Шади помотала головой, обессиленно пошатнувшись.
– Где Юмагас? – крикнуло лицо.
– Там, – она кивнула в сторону пыли, поглаживая, поглаживая Мусе спину.
Мимо проносились кони. А она все шла, шла сквозь пыль, поглаживая детскую спинку. Тихо-тихо-тихо-тихо, а тихо-тихо-тихо-тихо…
Из пыли на нее вышел большой серый кот. Тот самый, что в хариме жил. И мягко сказал в неожиданной тишине – бой шел далеко впереди:
– Омид, твой долг выплачен.
– А… госпожа? – выдавила она – получилось хрипло и гнусаво из-за соплей.
Кот молча покачал головой.
Шади села прямо на дорогу и безутешно завыла. Муса завсхлипывал и уткнулся ей в грудь.
Потом, конечно, к ней подъехали – большая толпа. Во главе – огромный старый воин. Как все они, с чубом, но не в стеганке, как Элбег, а в расшитом золотом кафтане. Сошел с коня, поклонился и тихо сказал:
– Не плачь, о девушка. Дочка моя сейчас на небесах, на нас смотрит и радуется. А ты не плачь.
И отвернулся, вытирая глаз.
– Соринка залетела, – пробормотал потом.
– Внука деду отдай, – мягко подсказал кот.
Шади попыталась отцепить от себя Мусу, но не тут-то было.
Здоровенный джунгар потоптался и неловко похлопал ее по плечу.
– Джарир, князь Полдореа велел молчать насчет ребенка, – сказал джинн. – В степь увезти и молчать. А ему ничего не сообщать – чтобы новый владелец не вызнал. Князь Полдореа не может лгать в ответ на прямой вопрос, как ты понимаешь. Поэтому должен иметь возможность честно ответить: ничего, мол, не знаю.
