Самийа поцеловал халифский фирман в Мейнхе – и тут же слег в тяжелой лихорадке. Видно, давало о себе знать возмущение сил в полуночном и сумеречном мирах. Гибель властителя и братоубийственная война прорастали нехорошими ночными всходами: болезнями, тяжбами, враждой и глупыми преступлениями. Вот и волшебный страж спокойствия халифата не избежал дурного влияния светил, поддался недугу – настораживающий, плохой знак. А ведь она строго-настрого приказывала кормить заточенного в башне самийа с золотой посуды и приносить ему все самое лучшее.
Выкарабкавшись из недель тяжелого забытья и жара, нерегиль еще раз перечитал фирман и…
Впрочем, как раз об этом следовало поговорить подробнее:
– А что ты ему написал в том фирмане, Абдаллах? – мягко поинтересовалась она у сына.
Таким голосом она обычно спрашивала, кто же это – как ты думаешь, дитя мое? – сумел оборвать все лепесточки у только что срезанных для букета лилий.
– Ну… – Он почуял подвох, но не сумел понять, где он крылся. – Я велел ему немедленно выезжать в столицу…
– Правда?.. Выезжать в столицу – и больше ничего?.. – все так же мягко переспросила она.
Тут Абдаллах уже возмутился:
– Да что случилось, матушка? Вы врываетесь в мой дом…
– Абдаллах, – строго прервала она его. – Что еще ты велел написать в том фирмане?
– Чтобы он заканчивал сбор сведений о карматах!
– Где, Абдаллах?
– В Харате, конечно!
– А ты написал это в фирмане, дитя мое?
– Да что такое! Это ж ишаку понятно, в Харате остались все доку… ой.
Быстро до него дошло, не зря Абдаллах всегда хорошо решал задачки аль-джабр.
– Так вот, сынок, – уже не скрывая злости, сказала Мараджил. – Нерегиль, как ты знаешь, сказал, что одновременно оба приказа выполнить не может. А потому исполнит сначала один, а потом другой.
– Куда поехал этот сукин сын? – тихо спросил аль-Мамун.
– В Таиф, – сахарно улыбнулась Мараджил.
– В Таиф?!..
– В Таиф, – подтвердила она, качнув длинными локонами.
– Какого шайтана его понесло в Таиф?! – почти выкрикнул Абдаллах.
– Он отправился исполнять твой приказ, сынок. Заканчивать сбор сведений о карматах, как я полагаю, – пожала плечами она.
– Что он там делает, в этом Таифе?! Ему там вообще нельзя находиться, это запретная земля для кафиров, он же язычник!
Услышав про кафиров, Мараджил расплылась в довольной, совершенно кошачьей улыбке:
– Что он там делает?.. Громит мечети, сынок.
– Что?!
– Громит мечети. Мне пишут, что на прошлой неделе он приказал разобрать ступени входа и минбар Пятничной масджид Таифа, чтобы восстановить каабу богини.
– Что?!
Тут она повернулась к скромно стоявшему за ее спиной слуге и приняла у того из рук обмотанный шелком сверток:
– Абдаллах. Это книга Яхьи ибн Саида. Прочитай ее, сынок. Потому что, если ты и дальше продолжишь приказывать нерегилю в том же духе, он приедет сюда и разберет по камешку дворец.
А потом Мараджил развернулась и, помахивая зажатым в руке платочком, пошла обратно – через канавки, бортики дорожек и весеннюю травку. После смерти Садуна ей редко доставалось почувствовать на губах вкус победы и мгновения, подобные этому, она ценила на вес золота.
Книга вторая
Мне отмщение
Пролог
На стенах подземного хода дрожали отблески пламени. Огромный прямоугольный камень, белеющий свежими сколами, перегораживал дорогу. Он походил на порог – только исполинский. Дэву впору. Дэву – или богу.
Точнее, богине. Здесь, на холме, поклонялись псоглавой Манат. Говорили, что, если войти в подземный ход и идти долго-долго в капающей темноте, выберешься в пещеру. В пещере светло. В трещины камня сочится дневной свет, и все такое серое-серое. Как в дымке. А на стене выбита – она. Высокая
