Пальчики медленно разжались.
– Смотри, – щурясь и ласково улыбаясь, протянула девушка. – Если ты обманешь Всевышнего, Он обманет тебя: Творец ревнив и ждет, не прощая…
Аби Ауф отхлебнул вина и смерил ее взглядом:
– А ты кто такая, чтобы учить меня богословию?
Девушка звонко рассмеялась, зазвенев монистом:
– Я – пери по имени Судабэ, о ашшарит! Я дева паирика, я дарю людям наслаждение!
Аби Ауф расхохотался следом:
– Воистину, это так! Ты пери, о девушка, и я не видел пери обольстительнее тебя!
И, отхлебнув снова, сказал:
– Иди ко мне, о Судабэ…
И, облизнув губы, протянул к ней руку. Хилаль и Маруф уже ушли внутрь дома и, судя по вскрикам и стонам, занимались делом. На айване остались лишь они вдвоем.
Нубийка томно улыбнулась и, приподнявшись на коленях, принялась развязывать шнурок своих шальвар. Застонав от нетерпения, Аби Ауф сгреб ее в охапку и хотел уже повалить на спину, как вдруг услышал новый женский голос. Голос мурлыкнул на фарси:
– Ну что тут у тебя, Судабэ?
Обернувшись, купец увидел высокую женскую фигуру. Свет и тень качнулись с отражениями пальмовых листьев на занавесях, и женщина подошла чуть ближе. Ее окутывало что-то прозрачное, похожее на золотистое покрывало. Нубийка легонько отстранилась и поднялась на ноги:
– Он ваш, моя госпожа.
Разинув рот, Аби Ауф смотрел на приближающуюся фигуру в золотом ореоле. Женщину обвивало не покрывало. Она плыла над досками пола, укрытая лишь водопадом золотых волос. Совершенно обнаженная.
Когда она опустилась перед ним на колени и положила руки на плечи, человек попытался что-то выговорить. Тонкий длинный палец запечатал ему губы:
– Зачем это нам?.. – показывая острые клыки, улыбнулась пери.
И, довольно вздохнув, взяла человека за голову и придвинулась к его рту, жадно раскрывая свой.
Поцелуй длился долго – человек быстро перестал стонать и извиваться. Тело отдавало жизненные соки медленно, постепенно скукоживаясь под одеждой, словно из него выпускали воздух. Пери любила ашшаритов – за полнокровность. И за жизнелюбие – в них дух бил ключом. Они с сестрой даже поспорили за этого гостя – в конце концов, троих человек никак нельзя разделить пополам.
Когда агония прекратилась, она отлепилась ото рта высохшего, похожего на выпотрошенную куклу скелета. И отпустила морщинистую голову с выпученными глазами и оскаленным ртом.
Тело купца повалилось на пол с глухим стуком и тут же рассыпалось на мелкие, покрытые обрывками кожи кости.
Поднявшись на ноги, пери разочарованно поворошила ворох костей и тряпок:
– Трухлявы нынешние люди, Судабэ… В прошлые времена, залучив к себе парса, я питалась им неделю. А когда нам однажды попался ансар – мммм… Я неделю его соблазняла, Судабэ, – неделю! На пару с сестрой!
Девушка ахнула, подпирая ручкой щеку:
– Неделю?.. Ах, госпожа, я даже представить себе такого не могу!
Пери, встряхивая золотыми волосами, мечтательно улыбнулась, щурясь сладостным воспоминаниям:
– Да-аа… Было время. И нам хватило его надолго, Судабэ, – а ведь мы брали его в постель, мммм…
– Ах, – покачала головой невольница. – Где ж теперь такого взять…
– Измельчал людской род, – кивнула головой пери.
Полосатые занавеси колыхнулись, и между полотнищами просунулась смуглая голова старика:
– Что прикажешь делать с телами, госпожа?
Пери пожала плечами:
– А что можно сделать с этой трухой? Удобри ей кинзу. А тех двоих отдай молодым пальмам у северной стены – хотя какой от них может быть прок – не представляю. Куда катится мир?..
…Поднимаясь после последнего раката молитвы – в Рамазза он всегда совершал намаз в четыре поклона, – Рашид вдруг увидел, что слева от него, прямо в нескольких шагах от молитвенного коврика, стоит девушка. Над пальмами занимался ветреный рассвет, по утоптанной глине площадки перед коновязью пролетали листья и соломины. Зевая и потягиваясь, сонные слуги плескали в лицо водой из умывального таза. На девушку – а она стояла не просто с открытым лицом, а вообще без покрывала, только в легкой шальке на плечах – никто не оборачивался.
