– Я бб-бою-ййуссь…
Дрожь и стылое оцепенение сливались к подошвам.
Наконец, халиф смог переступить ногами. Оказалось, они затекли.
– Значит, мне не мерещится.
Раскрыв глаза, аль-Амин увидел всю ту же вымершую площадь под предполуденным солнцем. Где-то среди лохм травы стрекотали цикады. Лошади шумно фыркали, тряся и дергая куст. Нерегиль молчал, отвернувшись.
– Я думал, мне мерещится, – настоял аль-Амин, – потому что лошади не беспокоятся. Собаки не беспокоятся. Загонщики – тоже ничего не чувствуют. Один я умираю со страха. И я решил, что допился до пуганых змеев…
– Ему сойдет и это, – все так же не поворачиваясь, сухо ответил Тарик.
– Что сойдет? – Аль-Амину уже начинала надоедать эта словесная игра. – Почему его никто не чувствует и не видит, кроме меня?
– Я вижу, – серые бледные глазищи снова уставились на него. – Кошка бы увидела. Аждахак ходит по границе между видимым и невидимым. Невидимый мир доступен лишь разумным существам. Лошадь разумом не обладает. Собака тоже.
– А кошка? – хмыкнул Мухаммад.
– У кошки есть второе зрение, – скривился самийа.
И снова отвернулся.
– А… Чего он от меня хочет? Почему он за мной ползает?!
Тарик прищурился:
– Ты сам должен ответить на эти вопросы, о мой халиф.
Ах, так? Аль-Амин схватил нерегиля за рукав и с силой дернул к себе:
– Ну-ка хватит со мной играть в загадки! Рассказывай все, что знаешь! Ну?..
В следующее мгновение аль-Амин почувствовал, как почва уходит у него из-под ног. В струящемся, как над костром, мареве над ним парило перекошенное яростью лицо нерегиля, скрюченные, как когти, пальцы, тянулись к горлу. Аль-Амин колотил пятками, орал и бестолково отмахивался рукавами:
– Уйди! Уйди, шайтан!.. Ааааа!!..
Неожиданно все закончилось.
Переводя загнанное дыхание, Мухаммад с шумом выпустил из груди воздух. И осторожно, постанывая – спину и локти больно колола трава и щебенка – приподнялся и сел. Чалмы на голове, конечно, не было. Туфли улетели тоже.
Ошеломленно поводив глазами вокруг, аль-Амин ахнул: куста акации, к которому они привязали лошадей, тоже не было. Кони сорвались и убежали во время этой… вспышки.
Безмятежно трещали цикады.
От тихого покашливания Мухаммад подпрыгнул.
И увидел Тарика – тот стоял выше по лестнице и, кривясь, потирал горло. Аль-Амин увидел, что у нерегиля с шеей, и вздрогнул. Белую кожу пересекала красная полоса – словно кто-то придавил тетивой или веревкой. Еще раз вздрогнув, Мухаммад вспомнил книгу старого астролога: Клятва нерегиля в мире второго зрения выглядит как удавка. Видно, Тарик кинулся на него, а Клятва оттащила…
– И поделом! Поделом тебе! – пискнул аль-Амин, грозясь пальцем.
Он, конечно, хотел грозно прикрикнуть – но почему-то вышло только пискнуть.
Тарик опустил руки, склонил голову к плечу и нехорошо прищурился.
– Даже не думай! – слабо вскрикнул Мухаммад.
Тут со стороны улицы донеслось длинное, низкое ржание. И стук копыт.
Волоча по земле поводья вместе с кустом, на площадь вышел Гюлькар. Следом выступила Мухаммадова рыжая.
И тут…
Где-то слева, в мертвой, забитой песком арке фасада, что-то зашуршало.
Аль-Амин оцепенел. Ему не нужно было смотреть в ту сторону – он и так знал, что это.
В чернильной тени шевелился мрак. Чешуйчато взблескивающее, холодное тело, сворачивающееся кольцами. Отзывающийся мурашками ужас полз от пяток к груди. Дыхание замирало, придавленное влажной тяжестью страха.
– Мма-мааа… – стуча зубами, выдохнул Мухаммад.
Тарик медленно-медленно повернул голову в сторону арки.
Аль-Амин тоже глянул – и увидел длинную бугристую морду.
Мысли схлынули из головы, оставив лишь последние, нерассуждающие желания. Мухаммад взвыл и на четвереньках пополз к нерегилю:
