Намного лучше продолжать лгать, чем рассказать хотя бы часть правды.
Она вытирает слезы.
— Я не должна была позволять ужасным слухам так влиять на меня. Прости, что сомневалась в тебе.
— Тебе не нужно извиняться. Я все время сомневаюсь в себе.
Кивнув, она откашливается.
— Ты должна пообещать, что эта мигрень не вернется на балу в честь Гэвина. — Когда я не отвечаю и продолжаю смотреть на нее, Кэтрин хмурится. — Ты ведь помнишь, правда?
Я отпиваю чай.
— Айе. Твой милый брат… который в Оксфорде…
— И который возвращается завтра…
— Конечно, — радостно говорю я. — Как я могла об этом забыть?
Кэтрин отлично видит, что я лгу.
— Мы устраиваем бал в его честь, и ты обещала, что спасешь меня из когтей скуки.
— Так и будет, — говорю я. — Я ни за что не пропущу его.
Мне следует радоваться возвращению Гэвина. С самого детства и до момента, когда он два года назад уехал в Оксфорд, мы были хорошими друзьями. Более того, когда-то я представляла, как однажды выйду за него замуж. Но сейчас он станет для меня лишь еще одним осложнением.
— И ты будешь танцевать с каждым джентльменом, который подпишет твою карту?
— Я буду танцевать с каждым джентльменом, который подпишет мне карту, — обещаю я.
Репутация — это единственное достояние леди, а моя, должно быть, настолько сомнительна, что даже близкая подруга почти поверила, что я способна на насилие. Мне нужно приложить больше усилий, как того хочет отец. Я должна выполнять свой долг и носить фальшивую маску жизнерадостности. Никаких исчезновений после танца. Я должна пойти на бал и вести себя как леди, какой мне следует быть.
Если, конечно, не появится фейри и мне не придется спасать еще одного пожилого джентльмена.
Кэтрин сияет.
— Итак, помнится, мне обещали огуречные сандвичи.
— Я полагаю, это основная причина твоего прихода. — Я выглядываю в окно. — Сандвичи, а потом прогулка к парку. В конце концов, мы можем не увидеть солнце до самой весны.
После ленча Кэтрин, Дона и я выходим из дома и направляемся к центру площади Шарлотты, где припаркованы орнитоптеры. На месте оказывается только мой, — должно быть, остальные семьи воспользовались летательными аппаратами, чтобы избежать пробок.
Я провожу пальцами по конструкции. Когда я создавала его, то сделала все, чтобы металлическая кабина была светлой и достаточно крепкой, а крылья двигались точно как у летучей мыши. Будучи полностью расправленными, они достигают тридцати футов и соединены со стальным вращательным механизмом, который взмахивает ими, удерживая аппарат в воздухе.
На постройку стальной, обшитой деревом каюты ушло больше всего времени. Маленькая кабина оборудована перископом на случай плохой погоды, но я предпочитаю летать с опущенной крышей. Внутри на литых кожаных креслах могут комфортно поместиться два человека, но Кэтрин настаивает, чтобы с нами в качестве компаньонки отправилась Дона, отчего сегодня будет слегка тесновато.
— Мы не должны привлекать к себе слишком много внимания, иначе об этом узнает моя матушка, — говорит Кэтрин, бросая сумочку. — У меня и без того будет много проблем из-за того, что я не взяла с собой служанку. Уверена, она снова будет читать мне лекции об этикете.
— Можешь не объяснять, — говорю я. — Отец уже отчитал меня по этому поводу.
Кэтрин замирает.
— То есть он вернулся?
Она говорит это легко, но в голосе сквозит неодобрение.
— Айе. Как раз перед твоим приходом.
— Господи! И что он сказал?
— Ничего особенного. — Я киваю на Дону. — Как думаешь, люди заметят, что Дона слишком молода для нашей дуэньи?
Кэтрин внимательно осматривает мою служанку. Дона сглатывает и плотнее закутывается в шаль.
Кэтрин вздыхает.
— Позволь мне? — Она сдергивает шаль с плеч Доны. — Ты знаешь, было бы намного проще, если бы одна из нас пригласила родственницу погостить до конца сезона.
Я прислоняюсь к орнитоптеру и закрываю глаза. Хоть солнце и не греет, его лучи все равно приятно ощущаются на коже.
