Ха. Она его привлекает. Это мысль. На какой-то момент голос в его голове зазвучал знакомыми интонациями Джека Эсквайра. Но обладая резким характером, Джек никогда не был настолько неуместно-противным. И друзья Марка отдалились до недосягаемости всего за несколько недель после суда. На самом деле они утонули в запое, длившемся несколько недель, как и весь остальной его разум. Когда он смог взять себя в руки, все они ушли.
Он подумал, что они, должно быть, никогда не вернутся.
Возможно, он и не заслуживает этого. Он сбежал от них в конце концов – спустил их в сортир по совету своего адвоката, чтобы избежать болтливости, которая могла уничтожить его шансы на приостановку дела об опеке над дочерью. Он держал пять ампул, по одной на каждого. Три из них разбились, одного было достаточно, чтобы спасти жизнь ребенка – ценой его тайны, его привычной жизни и ценой Спраут.
Последний вытащил его из суда по семейным делам как раз тогда, когда наркоконтроль почти настиг его. Он предал своих друзей. Может быть, он убил их. И это не привело ни к чему хорошему. Он бы не вернулся, если б он был одним из них.
Он заснул.
Она пересеклась с ним на следующий день, сразу после полудня. Они снова пошли прогуляться и просто поговорить. О книгах, о гребаном мире, в котором они жили, о том, что думал Марк, когда был тузом и когда перестал им быть. Хотя они никогда не говорили о ней: когда он спрашивал, она затихала и становилась колючей, и через некоторое время он сдался. Она была ярким, горьким и чересчур понимающим ребенком, циничным и непредсказуемо ранимым.
Она также была красива. Он старался не думать об этом.
Он привык к обычной жизни на Роксе. Или необычной. Помимо подогреваемых столов, оживавших где-то утром и где-то ближе к закату, единственным ритмом, по которому жил Рокс, был ритм солнца и течений и того, что люди чувствовали как запуск генератора в своих трущобах.
Марк сходил с ума. Где-то его дочь была поймана в кошмарную ловушку, которую, вероятно, не могла даже понять. Он должен был помочь ей. Но даже Преториус – рискуя собственной шкурой – не смог найти подсказки к тому, где ее держат.
– Я не могу сказать ему.
Ночной ветер рвал пламя и свет с полинезийских факелов, словно ребенок, подергивающий рулон туалетной бумаги. Пара джамперов спорила друг с другом в неясном свете на краю свалки за административным зданием.
Блез остановился, вытирая лоб полотенцем. Он всегда настаивал, чтобы чистые, свежие полотенца постоянно привозили с материка для душа и тренировок. И он получал их.
– Что значит, ты не можешь ему сказать? – Его голос зазвучал опасно.
– Это столько для него значит. Я чувствую, будто я… Будто я использую его.
Злость захлестнула его. Злость до дрожи. Она увидела это по его лицу и отступила.
Ты сука. Ты сука! Начинаешь чувствовать верность ему?
– Ты никогда не использовала людей раньше? Не использовала никого? Подумай, КейСи. Подумай хорошенько. Ты джампер, помнишь? Джамперы используют людей. Особенно старых выгоревших ублюдков натуралов.
– Он не натурал, он туз! – Она окаменела, как будто ожидая удара. – Кроме того… кроме того, я завязываю с этим. Знаешь что. Нам нужно построить тут нечто, нечто сильное, то, что Комбинат просто не сможет смести с пути, как ребенок сметает гору кубиков.
– Ты начинаешь говорить, как Блоут.
– Я думала, я говорю, как ты. Ты со своими разговорами о Новом Порядке. Или это все просто… разговоры?
Я должен убить ее сейчас. Но мысль пролетела сквозь сознание как мертвый лист, без тепла и веса. Он знал уже, что с ней у него все кончено. Но вместо того, чтобы уничтожить ее здесь и сейчас, он будет использовать ее. Использовать ее, чтобы уничтожить Капитана Глюкса.
Я учусь терпению, дедушка. Ты будешь так горд мной, когда я расскажу тебе.
– Нет. И именно поэтому ты скажешь ему. Нам нужна его помощь. Нам нужны его силы туза, когда… Комбинат придет. Кроме того, ты дашь ему… То, что он хочет больше всего на свете, не так ли?
Она смотрела на него минуту, глаза сверкали как монеты в свете костра. Затем она поднялась на цыпочки, чтоб поцеловать его в щеку.
– Да, – хрипло выдохнула она ему в ухо и поцеловала юношеский пушок на щеке. – Иногда, Блез, ты почти человек.
Она повернулась и убежала прочь.
И за это я тебе тоже заплачу, подумал он.
Она в Бруклине, в Институте диагностики и развития Ривз, в районе Боро-Парка. Он входит в округ Кингз: существует какая-то договоренность между городом и штатом и округами делить опеку между собой, так что они могут снова переместить ее.
Он сидел, утонув задницей в холодном мокром песке, щурясь на луч прожектора случайной патрульной лодки. Ночь была ужасно холодной, но лишь тот, кто находился на грани отчаяния, мог бы попытаться найти укрытие в одном из разрушающихся, уродливо вздутых зданий, которые заполнили остров Эллис. Она сидела на корточках позади него и, казалось, не обращала внимания на холод, несмотря на свою холодную тонкую куртку и штаны.
– Диагностики и развития? – переспросил он.
