– Да. Комбинат умеет выражаться красиво, не так ли? – Кухонная латынь для «детской тюрьмы», дружище. Это довольно приличный район, никогда не был трущобами, разве что в последнее время там развелось слишком много яппи. Не слишком плохо. По сравнению с некоторыми дырами.
Он повернулся и посмотрел на нее. Неверие в его взгляде боролось с желанием поверить.
– Как тебе удалось узнать, если лучший юрист в Джокертауне не смог этого сделать?
– Лучший юрист в Джокертауне по определению не малолетний преступник, дорогуша. Усек? Хочешь найти пропавшего ребенка, спроси тех, кто вне закона, или распусти слухи и жди результата.
Он подскочил, прошел к воде, потом вернулся, обойдя упавшего лицом в песок джокера, находящегося то ли в алкогольном, то ли в наркотическом опьянении. Он начал ходить перед КейСи.
– У меня есть планы. Я должен сделать все правильно. Думай, Марк, думай. – Он мрачно плюхнулся туда же, где сидел раньше, чувствуя себя подавленным и ошеломленным.
– Может, тебе стоит пойти поспать сначала, – она склонилась и легонько поцеловала его в лоб, прежде чем раствориться в темноте.
Марк стоял на тротуаре перед клиникой имени Блайта ван Ренселлера со слезами, застывшими на его лице, словно маленькие горячие черви. Тахион отсутствовал, незнакомые и неприветливые люди за столом в странно пустой приемной сказали ему об этом. И даже когда врач был в клинике, он не принимал посетителей. Каких бы то ни было посетителей.
Коди была мертва. Новость упала в желудок Марка словно кусок льда. Эта женщина так много значила для Таха, она так много сделала, чтобы вытянуть его после ужасных событий в Атланте.
Спраут всегда любила ее. А теперь ее нет, очевидно, пала от рук врагов Тахиона.
Тах заполз обратно в бутылку. Точно так же, как он сделал это, когда честь заставила его уничтожить разум Блайта ван Ренселлера. Ему будет трудно выкарабкаться во второй раз.
И это было ужасно.
Марк потер лицо паучьими лапками, как будто умываясь застывшими слезами. Когда он закрыл глаза, он снова увидел руки своей дочери, тянущиеся к нему, тогда как он, словно Космический Бродяга, провалился сквозь пол прямо в зале суда и судебные приставы поймали его.
Мне жаль, док. Она нуждается во мне больше, чем ты. Что бы с тобой ни случилось.
Мне жаль.
Он поднял голову. Патрульная машина прошла мимо. Плоское черное лицо копа на пассажирском сиденье, казалось, следит за ним сквозь мелкую проволочную сеть, что закрывала окна всех машин в джокертаунском участке, пока машина, словно акула, скользила среди зевак, столпившихся косяками, глядя на странную сцену.
Пришло время мне уходить, подсказал ему зарождающийся здравый смысл обитателя улиц.
Он сунул руки в карманы своей армейской куртки и пошел прочь. Но не слишком быстро.
Принцы-демоны снова расстреляли все уличные фонари.
Человек, идущий домой с работы в сменной бригаде вниз по джокертаунскому переулку, не обратил внимания. Требовалось нечто большее, чем трещины в мостовой, чтобы разрушить балетную грацию, с которой он шел, и требовалось нечто большее, чем январский мороз Нью-Йорка, чтобы надеть поверх черной футболки потертую ветровку, перекинутую через его плечо. Кроме того, в темноте он видел как леопард.
Его плечи и грудь были гораздо шире, чем должны были быть у человека его роста, они бугрились мускулами. Голова его была маленькой и узкой, с почти эльфийскими чертами лица. Глаза его цвета сирени смотрели вниз. Он достаточно далеко ушел от человеческого телосложения, чтоб его можно было принять за джокера. Но он не имел ни следа вируса дикой карты.
Он также не был и натуралом. Он вообще не был человеком.
– Эй, приятель, – голос из темной аллеи, в нескольких футах справа, словно крик больной вороны. Его сиреневые глаза смотрели прямо. У него не было времени для назойливых приставал. А если это был не просто попрошайка…
Семнадцать месяцев назад молодые натуралы попытались напасть на него, угрожая оружием, на улице, ужасно похожей на эту. Молодежь была слишком уверена, что обитатели этого огромного, зловонного, отталкивающего хаоса живут в первобытном страхе перед их примитивным огнестрельным оружием, или, возможно, их убежденность в этом была усилена химически. Они причинили так мало проблем, что человек с лиловыми глазами смилостивился над ними. Возможно, умирающий мальчик с оторванной рукой получил медицинскую помощь до того, как истек кровью.
– Дург, – сказал голос тише, – Дург эт Моракх. Это ты, не так ли, приятель?
Он замер, медленно повернулся. Высокая тощая фигура, что двигалась к нему из полной темноты в сумрак, не очень напоминала того, кого он помнил по голосу. Тем не менее бледные глаза, измененные генной инженерией и тренировками так, чтобы стать непревзойденными телохранителями, не обманулись некоторыми изменениями в силуэте.
– Доктор Медоуз, – Дург легко поклонился, сопроводив поклон движением руки.
Высокий человек стоял, и поза его выдавала беспомощность. Дург ждал, ноги наизготовку, голова приподнята. Он мог стоять так всю ночь или всю
