— Мы можем поговорить?
— С кем я должна говорить? С дерзким слугой, нищим оборванцем или принцем? — произнесла она ледяным тоном.
— Со мной.
— Здесь, на людях? — Я немного смутился, а она сказала: — Не надо устраивать сцены. Потанцуйте со мной.
Я хотел возразить, но понял, что она права. Танец мог стать лучшим прикрытием для разговора. Я кивнул музыкантам, и они заиграли. Не без труда скрывая отвращение, она взяла мою руку, и мы начали танец.
— Порез у вас на щеке еще не зажил, но уже не такой, как прежде, — проговорила она наконец.
— В мои планы не входило, чтобы вы заметили меня в ту ночь.
— В таком случае вы не должны были заговаривать со мной так, как вы это сделали.
— Иногда мне не хватает такта, чтобы понять, когда говорить, а когда промолчать.
— Это неправда, — быстро сказала она. Она глубоко вздохнула и снова вернулась к прежнему ритму. — У вас была возможность остаться честным со мной в единственном значимом для меня вопросе. Это не было отсутствием такта. Это было сделано намеренно.
— Я не лгал вам в ту ночь, ни в чем.
— Даже когда я просила вас об этом, вы не смогли сказать правду. Лишь дьявол сможет отличить это от лжи. Вы причинили мне боль и оскорбили меня.
Мне нечего было ответить, и я сказал лишь:
— Я никогда не буду нечестным с вами, принцесса.
— Я надеюсь на это. Не надо щадить ни свои, ни мои чувства. Как мне теперь обращаться к вам?
По правилам танца я должен был наклониться вправо. Если она и заметила, как исказилось от боли мое лицо, то не подала виду. Снова выпрямившись, я смог говорить:
— Называйте меня Джерон.
— Вы танцуете, как принц, Джерон. Лучше, чем ваш брат.
— Не сравнивайте меня с ним.
Она смутилась.
— Это была попытка сделать вам комплимент.
— Мы с Дариусом были совершенно разными людьми. Если, думая обо мне, вы думаете о нем, я всегда буду вас разочаровывать.
Ее ресницы затрепетали, с них покатились слезы, и мы замолчали. Мы оба знали, что нам еще много надо сказать друг другу, но закончили танец, не проронив ни слова.
Когда замолкла музыка, Амаринда отстранилась от меня.
— Что теперь со мной будет?
— Что пожелаете, — сказал я.
— Я лишь хочу быть счастливой, — мягко проговорила она. — Но боюсь, что прошу слишком многого.
Я ответил ей беспомощной извиняющейся улыбкой. Я не был виноват в смерти брата, но из-за этой смерти я появился здесь.
— Мы поговорим об этом позже. Наедине.
Она согласилась, хотя на лице ее вновь появилось отвращение.
— Теперь вы позволите мне удалиться? Я расстроена и хочу побыть одна.
Я кивнул, она скрылась в толпе, и я снова оказался один в окружении незнакомцев.
Кервин, по-прежнему стоявший в центре зала, сказал:
— Ваше высочество, необходимо совершить церемонию возвращения вам официального титула. К сожалению, ваша старая корона утеряна.
— Она здесь!
Тобиас пробирался сквозь толпу, держа в руках что-то, завернутое в кухонное полотенце. Он был весь мокрый и источал отвратительный запах. Я удивился, как ему удалось в таком виде пройти по замку. Увидев меня, он остановился и поклонился:
— Значит, все это время ты был принцем. Как же я не заметил этого? — Он побледнел. — Я виноват перед вами.
— Ты виноват перед беспризорником по имени Сейдж. И не виноват перед Джероном.
Тобиас кивнул и развернул полотенце:
— Ваша корона, мой принц.
Вдруг рядом возник Коннер. Он схватил корону и сказал:
— Я первый регент. Моя обязанность возложить корону на его голову.
Мы прошли в центр зала, и Коннер прошептал:
